Вайнтрауб сладострастно почмокал губами в бороду, и я понял, что хочу его убить. С плохо сдерживаемой злостью в голосе я сказал:
– Не желаю больше писать о моде. Я в ней не разбираюсь. Где я, а где мода? Восемь материалов о туфлях и белье. Достаточно, не желаю! Могу и вовсе не писать. В штат вы меня не берете. Я лучше книгу писать стану и проживу без вашей газеты. Сто шекелей в месяц за разворот. И никакого удовлетворения. Мне жаль моего времени. Ах, как жаль! К черту!
Я чувствовал, что еще минута и взорвусь, лопну от злости. Должно быть, он это заметил, потому что вдруг сказал примирительно:
– Ну-ну, бог с вами. Не кипятитесь. Сделайте-ка несколько материалов о ночных клубах. Всякие тематические дискотеки, любительские клубы. А если проникните куда-нибудь, о чем русские понятия не имеют – буду только рад. Развлеките молодежь. Но, – он угрожающе поднял палец, – ничего оскорбительного или неприличного. Держитесь в рамках.
Четыре года я мыкался по редакциям немногочисленных русских газет. Это можно было назвать просто – «бермудский треугольник», потому что вариантов было всего три. Реальных три. И был еще один – собственное издание. Но для этого у меня не было ни средств, ни связей. И поэтому, я преисполненный радужных надежд, стремился осчастливить то, что уже существовало. Но моему появлению никто не радовался. Смотрели сквозь меня стеклянными глазами и говорили, что в корреспондентах не нуждаются. Материалы мои планомерно отклонялись, и, в конце концов, я приобрел устойчивый комплекс неполноценности. Я уже был совершенно уверен в своем непрофессионализме, когда вдруг взглянул на ситуацию с другой стороны. Я понял, что каждую отдельно взятую газету или приложение делает один человек – он же редактор. Других работников кроме корректоров и технического персонала больше нет. Только редактора. Материалы либо переводятся с иврита, либо сдираются из Интернета. И только малая часть текстов, действительно, пишется именно этими редакторами. Внештатников почти нет. Чаще всего их просто заменяют «письмами читателей». А главная причина была в том, что кто успел приехать раньше и попасть в момент формирования издания, тот и получил вожделенное место. И я их не виню. Наверное, и я бы поступил точно так же. Не отдавать же свое детище первому встречному. Но и мне хотелось хоть чуть-чуть, хоть краем быть причастным к тому делу, которое я любил.
Сидя в узком как гроб кабинете главного, я уже не испытывал благоговейного трепета новичка. Поеживаясь от озноба, лениво скользил взглядом по беленым стенам с пришпиленными вырезками, по белой бороде похожего на деда Мороза Вайнтрауба, по прикрытому жалюзи окну.
