Нуба | страница 99



— Скажешь учителям, что наказана. Пусть… — он задумался, протягивая время и глядя, как спину и склоненную голову сотрясает дрожь, — пусть отведут к внешней скале.

— Да…

— За то, что говоришь тихо и без радости, пробудешь там две ночи. Поняла?

— Да! — звенящим голосом сказала девушка, подняла к нему улыбающееся лицо, почти счастливое.

— Три. Чтоб урок был запомнен надолго.

Отнял руку от горячей скулы и снова откинулся на спинку кресла. Когда она омоет его, пусть останется. Надежда на избавление от наказания, на то, что он смягчится от ласк, сделает женщину изобретательной и неутомимой, готовой на все.

Прикрывая глаза, проговорил наставительно:

— Ученье всегда тяжело. Уйдя в свет и делая то, что велено, вознесешь мне хвалу бессчетно, за то, что тело твое будет драгоценно выносливым.

— Да, мой жрец, мой Пастух!

Он кивнул радости в женском голосе. Омывшись и одарив рабыню своим телом, он приляжет отдохнуть. Темнота требует сил, остров требует неустанного внимания. Зло — такая же работа, как любая другая. Есть одно достоинство, отличающее его от добра и света — оно притягивает и не нужно отделывать поступки и события тщательно. Люди держат носы по ветру, вынюхивая зло, и, унюхав, идут темноте навстречу. Почти всегда нужно лишь показать направление тем, кто слаб умом и потому не находит его сам. Показать и ждать. А точность, филигрань, старательность до семи потов — это удел добра. Свет безжалостен и показывает все огрехи и недостатки, так милосердно скрываемые темнотой.

Но все равно он устает. Даже помощники, которые для черных людей именованы братьями Луны — за их нездешние светлые лица, даже они нуждаются в руководстве и его неусыпном внимании. А что говорить об этой толпе, населяющей черный остров. Каждого надо принять, выслушать бессвязные речи, прояснить желания, определить место в будущем темном войске. Или в нынешних скрытых трудах. И при этом они все хотят есть, пить, спать и веселиться, иногда режут друг другу глотки за женщин.

Вставая с кресла, он вытянул руки, чтоб рабыня сняла с него длинный хитон и нижнюю кангу. Подождал, когда она бережно расстегнет кованые запястья и оплечья, чтоб положить их рядом с ножными браслетами.

А главное, все они уверены, придя сюда, они принесли восхитительный дар — свои жалкие душонки. И потому им не нужно теперь ни трудиться, ни стараться. Ну что же, приходится разочаровывать бедных убогих. И как хорошо, что тут царствует необратимость. Единожды сказанное темноте «да» — не отменяемо. И потому он — великий пастух, в своих неустанных трудах, распределяет, кому спать, кому трудиться, кому брать себе женщин. За то, что они хотят, они платят и платят. Потому что цена их жиденьких душ совсем невелика.