Маур закрыл рот. И, вздыхая, уныло ответил:
— Чтоб, как тени. Когда придет день, чтоб они не уходили вместе с ночью. Да?
— Да, — медленно и слегка удивленно подтвердил Карума. А про себя усмехнулся с упреком, ну что, старый, видно, настало время тебе каждому слову щенка удивляться. Потому что это такой вот щенок.
И когда, наконец, в чреве женщины иссякла темнота, первенец птица Гоиро сложила огромные крылья и оглядывая новый мир, полный вперемешку света и теней, каркнула:
— Я буду владеть миром, потому что лишь меня слушаются младшие. А если не так, то и мир кончится. Я нашлю тьму на свет, и она проглотит сделанных, потому что они и так уйдут, а мои братья и сестры будут рожать себя снова и снова.
Лежа, ужаснулась светлая мать, и взялась за лицо слабыми руками. Раскачивался рядом ветер-отец, думая в отчаянии, как же теперь быть. И, погладив по волосам чуть живую жену, попросил птицу Гоиро:
— Дай нам родить еще, в последний раз. И если позволишь, мы навсегда уйдем в поверхний светлый мир, за темноту твоих крыльев и не будем мешать миру жить, таким, каков он стал.
Засмеялась, закаркала птица, щуря острые злые глаза.
— Да что вы можете родить еще? Посмотри на свою жену, ее руки ослабели, делая мир, а чрево иссякло, рожая. Какую мелочь еще не найти в новом мире, моем мире?
— Позволь. Один только раз!
И он лег рядом с женой, баюкая ее и целуя мокрые от боли волосы.
Ничего не боялась птица Гоиро, ведь силы ее, удесятеренные сонмом теней, казались ей безграничными. И тогда женщина напряглась и из последних сил родила последнее, чего не было, а больше она уже не могла рожать, никогда.
Когда между бедер ее раздался писк, мужчина сел, и приподнял ее, чтоб посмотрела на последышей. Было их двое. Двух человеков родила женщина-свет. Точно таких, как родители, только крошечных, как божественное зернышко проса. С головами такими маленькими, что можно было раздавить их пальцем, а уж ручки и ножки были им почти не видны.
И снова расхохоталась птица Гоиро, поворачивая набок голову, разглядывая мелкоту черным блестящим глазом.
— Это твои выпрошенные? Ну, пусть живут. И плодятся, как прочее. Разве смогут мне навредить!
Но заметив на лицах первых богов непонятную тень улыбки, щелкнула клювом.
— Лишь одно я подарю твоим последышам, мать темноты. Свой цвет. Будут черными, как я, их владетель и повелитель. И тогда не трону, пусть живут.
Взмахнула крыльями, поднимая ледяной северный вихрь, и в нем, кружась, исчезли первые боги, заброшенные в блистающую высоту, откуда землю и не разглядеть. Горько плача, летела все выше женщина-свет, и хмуро молчал, летя рядом с ней, мужчина-ветер. Потому что родив человеков, первые боги дали им светлый цвет надежды. Их надежды на то, что всегда люди будут стоять на защите света. Но птица Гоиро отобрала надежду, и теперь, если идут люди из своей людской жизни в верхние воины, то лишь в темную армию первенца мира — ночной птицы Гоиро.
