Мальчик, плавно ступая ногами, обутыми в плетеные сандалии, давил подошвами цветы, что клонились к траве. Жрец вел его, отступив на шаг, смотрел поверх узкого мальчишеского плеча, завернутого в струящийся шелк, и ухмылялся, прочитывая выражения, что сменялись на лице пленника.
И Маур смотрел на своего друга и собеседника, плывущими глазами, полными равнодушного презрения. Наступив на край хитона Матары, поморщился помехе. Поднял лицо.
— Развяжите его. Он ничего не сделает вам. Он слаб.
Голос, что проговаривал слова, был похож на пение флейт, повторяющих один и тот же монотонный рисунок. Нуба всмотрелся в глаза мальчика, как глядят на дальнюю точку, размытую и неясную, силясь разглядеть очертания в дымке, прикрыл веки, не в силах увидеть.
Упал ремень, стягивающий запястья, следом соскользнул тот, что обвивал колени и щиколотки. Опуская плечи, великан согнул колени, сгибаясь над лежащей девушкой, прижал пальцы к шее, слушая, бьется ли кровь в жилке.
— Как он заботлив, — издевательски прошипел Пастух, потешаясь. И жрецы с готовностью захихикали.
— Она еще жива, — возвысил он голос, — можешь убрать свою руку, она дышит и скоро вернется к жизни. Темный Огоро еще не закончил любить ее.
По-прежнему стоя на коленях, Нуба обратился к Мауру:
— Ты позволишь ей умереть?
Мальчик сделал два шага и уселся в кресло Пастуха, откинулся и так же, как тот, положил руки на резные драконьи головы. Жрец-Пастух, отойдя к остальным, прикрыл глаза, чтоб спрятать злой блеск. Нуба, справляясь с головокружением, выпрямился, встал над девушкой, свешивая большие руки. Стражи тут же качнулись к нему, крепче ухватывая рукояти мечей.
— Почему я должен спасать ее? — спросил Маур, удобнее вытягивая ногу и любуясь сандалией, — она не сделала ничего для меня.
— Она умирает.
— Пусть. Все должно переплетаться и соединяться. Если бы я знал, кто она и помнил об оказанных мне услугах, я взвесил бы их и возможно, заплатил бы мера в меру. Но она никто.
— Тогда заплати мне. Я шел за тобой, чтоб спасти. Дай ей жить за мою услугу.
Маур сжал подлокотники, подаваясь вперед. Плывущие глаза раскрылись, зрачки затвердели, как черные точки, проколотые острием ножа.
— Ты? Шел спасти? Это твои слова, лживый годоя! Я должен верить? Где она — твоя услуга мне? Ну?
Протянул руку, украшенную и расписанную, пошевелил тонкими пальцами. Рассмеялся.
— Давай ее мне. Где то, что бы собирался сделать и не сделал? Я ждал тебя! Ты знаешь, как долго я ждал тебя?
