Шепча, внимательно смотрела в худое лицо, следила за тем, что мелькнет на нем. И при малейшей настороженности отступала, боясь спугнуть тонкую паутинку возникающего доверия. Она могла бы рассыпать перед ним множество слов о том, что не будет спрашивать, выпытывать, но побывав в мужской голове, и немного узнав о характере и уме пленника, поступала мудрее. Не шла напролом, останавливалась и говорила о пустяках, коротко, чтоб после снова и снова делать маленькие шаги туда, куда нужно ей.
— Я устал быть слабым, — сказал Нуба, худые плечи дернулись, по коже пробежала дрожь, как у загнанного коня.
— Осталось немного. Ты подожди. Через шесть дней состоится посвящение темного сына. Он примет в себя мудрость жрецов, чтоб нести ее дальше, ведь они тоже не вечны, хотя и долго живут.
— Шесть дней? И что?
— Темный сын скажет жрецам, что с тобой делать. Так бывало и раньше, еще до меня. Я знаю, слышала. Был пленник, важный. Сновидцы выпили его душу. А потом отдали тело на суд темному сыну.
— И что приказал?
— Убили.
Нуба хмыкнул. И поморщился от ноющей боли в суставах. Он чувствовал себя глубоким стариком, казалось, и убивать его не было нужды, он просто состарится и умрет тут, дряхлый и дрожащий.
— Но там все равно уже не было человека, — успокоила его женщина, — только тело. И оно было уже, ну как сказать, поломано. Не годилось для жизни.
— Зачем же тогда убивать?
Она пожала узкими плечами.
— Чтоб видел народ острова.
Нуба опустил голову, разглядывая свои колени с выступающими на них костями. Шесть дней. А он ни на что не годен. Разве что бороться во снах с зовом княжны, чтоб не показать мерзким тварям дорогу в ее голову. И эта борьба выпивает из него последние силы.
— Поешь, — тихо попросила девушка.
И Нуба посмотрел на нее с благодарностью. Везде есть свет. И в этой сладкой темноте, полной лживого рассеянного света — вот она сидит, стройная черная. Свет для него. Он поест. Чтоб она снова улыбнулась, и блик побежал по серебряным колечкам на краешке нижней губы. Но потом, позже.
— Мне нужен мальчик. Маур. Я тут из-за него.
Девушка покачала головой, глядя с сочувствием.
— Тебе нужно подумать о себе. Ты слаб, сон не приносит тебе отдыха и покоя. И у тебя всего шесть дней, чтоб придумать, как быть.
— Шесть. А я как древний старик. Твоя еда не приносит мне сил. И это место. Лучше бы не было тут цветов и этого света. Чему ты смеешься?
— Я? — она быстро прикрыла лицо рукавом, но тут же опустила руку.
