Он сделал шаг. Из головы в голову, мягко и бережно, как степной кот. И застыл, не успев оторвать от земли вторую ногу.
Она носит ребенка. В ее голове и сердце поселилась радостная женская тревога, плещется как мелкое море, суетясь в теплых берегах. Без остановок и покоя.
Черный, будто выточенный из эбена, мужской силуэт стоял в пространстве снов, одной бесплотной ногой в светлом лице спящей, а другую отставив назад, руки свисали вдоль тела, а кулаки медленно сжимались и разжимались. Пока он брел по твердой поверхности чужих земель, не возвращаясь на ее зов, она — жила. Как живет женщина, чье время течет песком из сомкнутой горсти, всего миг во вселенной — а уже голова седа и руки сложены на мертвой груди. Она права. Чего ждать, если тело просит своего, ее тело. И если не послушаться просьбы — оно канет в прошлое, не оставив ничего после себя.
Увидев перед собой властное лицо Теренция, Нуба качнулся назад, покоряясь судьбе, уступая мужу место в женских мыслях и снах. Но не ушел, увидев еще. Увиденное заставило его замереть и раскрыть глаза, навострить уши, прислушиваясь. Сердце ударило раз, другой, и вдруг заработало часто и ровно, пока он ошеломленно оглядывался, накрытый слоями ее сознания, что падали один за другим, свивались, переплетаясь, кружились и опадали, склеивались и снова расслаивались, отваливаясь и, кажется, даже разбиваясь неслышно на острые куски, как лед под копытом коня. Тут был ребенок, мальчик, с серьезным светлым лицом и темными бровями, он держал за руку второго мальчишку, постарше, и узкие глаза того были полны бешеного яда ярости. Рядом с ними широкоплечий светловолосый мужчина, оглянувшись, ступал в сторону, и на его месте оказывалась легкая колесница, которой управлял стройный человек в иноземной одежде с темными волосами, стриженными ровно вдоль щек. Он крикнул неслышно, подхватывая сына Хаидэ, и кони рванули, перемешивая все, взвихряя куски и лоскутья. Бубен шамана, рваная серьга из серого жемчуга, лепестки алого тюльпана и венчики белых цветов. Двое мужчин, сидящих недвижно, крупный в меховой шапке и тощий, с узкими плечами подростка. Степь, гулкая, какая всегда она под копытами коней, небо — полное птичьих криков. И снова мужское лицо, серые глаза, заглядывающие в его душу с сочувствием и безмерной любовью. Не в его! Это на нее он смотрит! Сейчас она проснется и унесет из рваного сна только этот взгляд, который брала с собой в сон, чтобы согреть его в ладонях и поселить в сердце навсегда. Потому что она — дала слово…
