— Я так сидела. Очень давно. С Ловким. Нас наказали, всех четверых. И Ловкий пришел ночью, принес мне глиняного ежика, чтоб я носила его в волосах. Он и сейчас лежит у меня в сумке, самый первый ежик. А Ловкого нет…
— Ты грустишь из-за этого? — Техути прижал ее к себе немного сильнее. И Хаидэ тут же мягко откачнулась, придерживая на своем плече край шкуры.
— Нет. Мне нет времени грустить о прошлом, советник и собеседник. Слишком много важного происходит сейчас.
— Расскажи мне. Вдруг я сумею посоветовать. Если я — советник княгини.
Она молчала. В палатке за их спинами заворочалась старая нянька, пробормотала что-то и снова затихла.
— Мой отец, — медленно сказала Хаидэ, — ночь полна призраков. Я вижу его тут, ведь я сидела не только с Ловким. Он пришел и сел рядом, так же, как я сижу сейчас, вытянул ногу, взялся рукой за колено. Говорил со мной. Рассказывал о матери.
— Это память, княгиня.
— Нет! — она тряхнула головой, рассыпая по плечам длинные волосы, — я его чувствую! Прямо сейчас! Но он как тень. Он шепчет, а я не могу услышать. Я…
Техути ждал. И она закончила, справившись с голосом:
— Я должна найти его в нижнем мире. Мне нужен Патахха, пусть приведет меня к отцу.
Степь примолкла. Только звезды висели все ниже, будто черный небесный свод опускался под их тяжестью. Засматривали в самые глаза. Техути вспомнил, как она вернулась из стойбища шаманов, молчаливая, с бледными скулами и долго шепталась с Фитией, что-то спрашивая и замолкая, когда он поворачивался к ним, сидящим у костра. Нянька громко вздыхала и горячо шептала княгине, споря с ней. А после махнула рукой и ушла, дергая подол, обиделась. В ответ на вопросительный взгляд египтянина княгиня сказала отрывисто «Патахха спит. Или — умер». И больше не говорила ничего. До этой ночи.
— Это очень опасно, Хаи. Расскажи мне больше.
— Младшие встретили нас с Ахаттой. Ее оставили у крайней землянки. А меня проводили к реке. Там в обрыве — вырыта пещера. Она как нора. Туда надо лезть на четвереньках. А внутри, за пятью поворотами — комната. С круглого потолка свисают корни. И он лежит там, посредине. Спеленутый, как мертвец. Младшие взяли с собой лучину, там негде зажечь большой факел. И его глаза — они открыты, желтые и мертвые, смотрят в потолок. А на шее — черная рана. Свет мигал, и мне показалось, что в ней до сих пор бьется кровь, черная. Я… я подползла совсем близко, хотела спросить его. Об отце. Но он даже не шевельнулся! Говорила и смотрела, приближала лицо, думая, вдруг почую дыхание. Но он не дышит!
