— И… вы-рас-тет! Как я… захочу! Я! Я!!!
От сиплого крика свет, столбом падающий из дыры, замелькал — метнулись в толще камня потревоженные дневные птицы, залетали, чертя воздух рогульками черных хвостов.
Почти засыпая, жрец оттолкнул девушку, и та сползла на каменный теплый пол, вытирая рот трясущейся рукой. Сидя у ложа, подождала, все еще надеясь, скажет, что она хорошо справилась. И, может, велит отменить наказание… Но жрец захрапел и рабыня, теперь уже боясь, что он проснется и увидит — она еще тут, поднялась и, прикрывая за собой дверь, ушла к лестнице внешней стены — передать повеление Отца Луны учителям. Идя по ступеням, изо всех сил старалась не плакать.
Узкие лесенки карабкались по каменным стенам, почти белые на сером фоне грубо обтесанной каменной толщи, и легкие перила под горячей рукой были приятно прохладными. Когда-то это была одна из немногих радостей для девочки-рабыни — бежать с поручением, касаясь прохладного металла, такого светлого и чистого, какого не видела она, живя в убогой хижине в деревне. Из одной такой трубки можно было бы наделать сто ожерелий и целую гору красивых серег…
Сейчас, медленно поднимаясь и аккуратно ставя босые ноги на ступени, девочка убрала руку от прохлады перил. Каждое касание напоминало ей первую удивленную радость от прежде невиданного. Смешанную тогда лишь со смутной робостью. И — надеждой. После робость превратилась в постоянный страх, а воспоминание стало ярким до боли. Маячило перед ней, напоминая о том времени, когда ей было во что верить.
Своему отцу верила она. Когда, взяв за руку, привел на берег, и они долго сидели у маленького костра, пыхающего огненными клубками в черный воздух. И когда подтолкнул на плот, приняв от перевозчика тяжелый мешочек, она еще верила ему, ступая на черный песок, еле заметно поблескивающий под звездами. Словам о том, что отдана в учение, на два года, по истечении которых вернется в деревню, а там уже свадьба…
И даже когда ее привели к наставнику и тот, оглядывая плывущими глазами, кивнул, ощеривая ровные зубы, отдал приказание и после сидел в кресле, смотрел и слушал, кивая, — через собственные крики и ужас она верила, отец просто не знал. Надо лишь вырваться, убежать или подать весточку, пусть заберет ее.
Жизнь шла дальше и вера, не выдержав, умерла.
Девочка опустила голову, глядя, как нога, раскрашенная яркими завитками, находит следующую ступень. Звенят на щиколотке серебряные браслеты.
