Первую неделю мне пришлось ходить на все пары и показываться всем преподавателям решение ректора и учебной части. Каждый из преподавателей считал за честь проверить мои настоящие знания в своей области не только без подготовки в устной форме, а так же письменной или в обоих сразу. После ответов на все самые каверзные вопросы, учителя находили еще каверзней, и я не переставала радоваться, что предыдущий университет так неплохо научил. Пару из преподавателей нахальным образом облапали на предмет шпаргалок, наушников и других студенческих уловок для списывания и к большому их сожалению насладились вкусом облома и краха. Еще с младших классов я не умела списывать — память у меня была, честно говоря, самая жуткая из всех знакомых. Репетиторы пытались хоть что-то запихнуть в мою нежелающую что- либо помнить головушку любимыми правдами и не правдами, особенно это отображалось на цифрах, стихотворениях и снах. Вот, например, все люди на планете знают таблицу умножения и удачно используют ее в повседневной жизни, а я каждое утро в дни математики в школе поднималась раньше на час, учила эту таблицу наизусть и удачно целый день помнила и использовала, но стоило зайти домой, не могла ответить на простейший вопрос: «Сколько будет шесть у восемь?» или что-то в этом духе. С стихами дело обстояло хуже: я запоминала стих если он мне близок к душе с второго прочтения, повторяла про себя, но в голос произнести правильно — это ультра сложная задача высшего уровня. Меня даже лечить пытались! В итоге я каждый день учила по утрам табличку, стыдно признаться, но до сих пор не запомнила ее, каждый вечер мне пришлось учить по одному стиху. Со снами дела обстоять вообще плохо и без прогресса.
С появлением музыки и изучением теории этого не простого дела, я упала в полное отчаянье освоить божественные звуки, но благодаря личной упорности, как никогда, в своей цели выпросила учительницу показать мне практику, не зная нотной грамоты. Укоризненный взгляд этой пухлой женщины — музыканта пронял мое сердце насквозь, как иголка, зашивающая мечты и откладывая их подальше в глубокий ящик. Слезы рекой потекли глаз, а ноги пошли сели за инструмент. Отец настоял на том, чтобы мне показали, и я осознала всю важность такого дела, как сольфеджо. Через три занятия зрительная и слуховая память работали на отлично, что касалось музыки. Нотной грамотой я овладела уже учась играть на контрабасе, как бы это не странно и невозможно. Сейчас я не пользуюсь нотами и играю мелодии, которые слушала и видела, как исполняет кто-то. С появлением музыкального искусства память подсказала сама, как нужно выучить моей голове правильно: все лекции начитывались на диктофон, и учись через плеер.
