— Ты — прав. Кажется, я говорила так, но то, что было забавным, ты разрушил сам. Я думала, что, возможно, мы возродим наши отношения, вспомним нашу юность, а потом посидим на террасе, покопаемся в саду. Возможно, немного поразвлекаемся после захода солнца. Разве в этом есть что-то преступное, Джеральд? Как ты думаешь? Скажи мне, потому что я действительно хочу знать.
— Но ты сказала…
Последние пять минут разными способами Джесси говорила ему о том, что хочет освободиться от этих проклятых наручников, а он все еще не снимал их. Ее нетерпение переросло в ярость.
— Господи, Джеральд, это перестало забавлять меня почти сразу же, как только мы начали, и, если бы ты не был таким же непробиваемым, как стенка, ты бы давно понял это!
— Твой ротик. Твой милый, ироничный ротик. Иногда я так устаю от…
— Джеральд, когда тебе что-то приходит в голову, до тебя невозможно достучаться. Кто же в этом виноват?
— Мне не нравится, когда ты в таком настроении, Джесси. Когда ты такая, я тебя совсем не люблю.
Все изменилось от плохого к ужасному, но самое жуткое было то, как быстро это случилось. Внезапно она почувствовала себя смертельно уставшей, на ум ей пришли строчки из старой песни Поля Симона: «Мне не нужна такая сумасшедшая любовь». «Ты прав, Поль. Может быть, ты и невысок ростом, но в песнях твоих много смысла».
— Я знаю, что ты не любишь. Ну и хорошо, что не любишь. Потому что сейчас вся проблема в этих наручниках, а не в том, нравится тебе это или нет, когда я говорю тебе, что изменила решение. Я хочу освободиться от этих проклятых железок. Ты слышишь меня?
С охватившим ее разочарованием Джесси поняла, что нет. Джеральд действительно не слышал ее. Он наполовину все еще был захвачен игрой.
— Ты так чертовски противоречива, так саркастична. Я люблю тебя, Джесс, но я ненавижу твою дерзость. Всегда ненавидел. — Он вытер пальцами розовую мякоть надутых губ, потом печально взглянул на нее — бедный, одураченный Джеральд, обремененный женщиной, которая притащила его сюда, в первобытный лес, а потом отказалась от своих женских обязанностей. Бедный, обманутый Джеральд, не проявляющий ни малейшего желания достать ключи от наручников со шкафа, стоящего рядом с дверью, ведущей в ванную комнату.
Ее беспокойство переросло в нечто иное — пока она переворачивалась со спины. Теперь это была смесь гнева и страха. Такое чувство она испытывала раньше только однажды. Когда Джесси было лет двенадцать, ее брат Вилл подшутил над ней в свой день рождения. Это видели все ее друзья, и все они смеялись над ней.
