Действительно, вся огромная столица должна быть защищена от внезапного удара, как не раз уже старушка Лютеция была обязана своим спасением собственным стенам. Если бы в 1805 году Вена была защищена, баталия при Ульме не решила бы войну; если бы в 1806 году был укреплен Берлин, армия, разбитая в Йене, могла бы переформироваться там, и к ней бы присоединилась русская армия; если бы в 1808 году Мадрид был защищен как следует, французская армия, даже после побед при Эспинозе, Туделе, Бургосе, не осмелилась бы пойти на эту столицу, оставив за собой английскую и испанскую армии у Саламанки и Вальядолидо. Наконец, если бы в 1814 году Париж продержался всего лишь неделю, союзническая армия была бы задушена между его стенами 80 тысячами человек, собранных Наполеоном в Фонтенбло.
Генерал инженерных войск Аксо должен был сделать эту важнейшую работу. Он укрепит Париж. Генерал Лери займется Лионом.
Итак, если объединенные владыки оставят нас в покое только до 1 июня, силы нашей армии возрастут от 200 тысяч до 414 тысяч человек. А если они не тронут нас до 1 сентября, это число не только будет удвоено, но и все города, вплоть до центра Франции, будут укреплены и послужат некоторым образом как охрана столицы. Итак, 1815 год соревнуется с 1893 годом, и Наполеон добивается того же результата, что и Комитет общественного спасения, причем без помощи двенадцати гильотин, составлявших часть багажа революционной армии. Но нельзя было медлить ни секунды. Союзники, занятые спором о Саксонии и Кракове, оставались с оружием в руках и с зажженным фитилем. Стоило отдать всего четыре приказа, и Европа вновь пойдет против Франции. Веллингтон и Блюхер собрали двести двадцать тысяч человек; англичане, пруссаки, ганноверцы, бельгийцы стояли между Льежем и Кутреем; баварцы, баденцы, вюртембержцы спрессовались в Палатине и в Фор-Нуаре; австрийцы походным маршем стремятся присоединиться к ним; русские пересекают Франконию и Саксонию и менее чем за два месяца прибудут из Польши на берега Рейна. 900 тысяч человек готовы, 300 тысяч — на подходе. Коалиция завладела секретом Кадма, по ее голосу солдаты вставали из земли.
Однако по мере того, как Наполеон видит увеличение вражеских армий, он все более и более ощущает потребность опереться на народ, которого ему так не хватало в 1814 году. На мгновение он колеблется: не швырнуть ли в сторону императорскую корону, сжав шпагу первого консула? Но, рожденный среди революций, Наполеон боится их; он опасается народной увлеченности, потому что знает, что ничто не в силах ее остановить. Нация стонет от недостатка свободы; он даст ей дополнительные права. 1790 год имел свою федерацию, в 1815 году страна станет праздничным майским полем. Перед взором Наполеона проходят федерации, и 1 июня на паперти церкви Марсова поля он клянется в верности новой Конституции.
