Не удивительно, что имя Оппермана у всех на устах. Старый Оле Почтовик, разносящий газеты в просыпающемся утром городе, видит, как губы его клиентов складываются трубочкой, чтобы произнести «оп». Оп, оп, Опперман, ворчит он про себя. Оле из числа тихих и молчаливых, но ему противно обожествление великих людей и их английских фунтов. Фунты, бесконечные фунты… фунты и война, фунты и война.
В порту пришвартовывается только что прибывшее судно. Это оппермановское судно «Мануэла», ведет его юный Ивар Бергхаммер, парень с хутора Кванхус. А вот и Опперман собственной персоной! Оле Почтовик делает кислую мину, но надо же остановиться на минутку и впитать в себя образ человека, о котором так много говорят. Опперман в клетчатом летнем костюме выглядит элегантно, несмотря на малый рост, в руке у него — белая трость, в петлице — красный матерчатый цветок, над верхней губой — узкая черная щеточка усов и на лице — обычная любезная улыбка. Одни говорят, что Опперман португалец. Другие, что его мать — мексиканка, отец — немец из Гамбурга, а сам он родился в Лондоне. Третьи утверждают, что он чистокровный англичанин. «Меня это не касается», — думает Оле и резко сворачивает, выплевывая табачную жвачку. Будь он хоть с Додеканезских островов, из Ивигтута, хоть сын самого черта и его бабушки. Все они иностранцы, все кругом иностранцы. Консул Тарновиус — датчанин, Стефан Свейнссон — исландец, вдова Шиббю — с Борнхольма, директор банка Виллефранс — еврей, доктор Тённесен — ютландец, пастор Кьёдт — из Рингкёбинга. Все нации постепенно собрались в Котле. Портной Тёрнкруна — швед, фотограф Селимсен — финн, отец кузнеца Батта был шотландец, жена аптекаря родом из Антверпена, а фру Опперман родилась во Фредерикстеде, в бывшей датской Вест-Индии. А каменотес Чиапарелли — итальянец. А фрекен Шварц, работающая в аптеке, — полька. Не говоря уже о тех, кого выбрасывает море, — солдатах, беженцах, людях, потерпевших крушение, шпионах, неграх, мусульманах. Например, трое таинственных жильцов вдовы Люндегор — пьянчужки Тюгесен и Мюклебуст и странный исландский бродяга Энгильберт Томсен.
Но Тюгесен и Мюклебуст, наверное, в сущности, хорошие люди. Сердце у Оле разрывалось, когда он вручил им обоим по письму из Красного Креста… два здоровенных мужика ревели как девчонки, не то с горя, не то с радости. Оба были пьяны вдрызг. Оле Почтовику налили гигантский стакан шнапса, а Мюклебуст сунул ему за пазуху целую бутылку.
