— Что ж, я только порадоваться могу этому, — с облегчением улыбнулся я.
— Так что мы обязаны отпустить вас.
— Спасибо.
— Можете позвонить жене в гостиницу и сказать, что выходите. — И он подвинул мне тяжелый телефонный аппарат.
— С удовольствием.
Пока я набирал номер, крутя пальцем тугой диск, он внимательно смотрел на меня, и в его глазах читалось недоумение. В трубке раздались короткие гудки.
— Занято, — объяснил я, положив трубку.
— А вы знаете, Алимжан, что отсюда в Москву ушла докладная записка с жалобой на Кобзона? Мол, следствию он мешает. Авторитет у него большой, возражать ему нелегко. А говорит Кобзон очень убедительно. Я сам слышал.
— И что теперь?
— Неприятности могут быть у Иосифа Давыдовича.
— Но он же не нарушил закона! Он имеет право просить за друга?
— Конечно, имеет право. А кое-кто испугался. Уж если сам прокурор сломался под убедительным обаянием Кобзона, что уж говорить о фигурах помельче…
Я опять набрал номер и услышал голос жены.
— Алло?
— Таня! Ну, все кончилось благополучно. Меня отпускают…
— Скажите, пусть приезжает за вами, — подсказал следователь.
В эту минуту дверь распахнулась и в кабинет вошел сосредоточенный мужчина. Впившись в следователя жестким взглядом, он мотнул головой, приглашая его выйти для разговора. Следователь вскинул удивленно брови.
— Что? Срочно?
— Пошептаться нужно…
Он вернулся очень скоро и не сразу сел за стол. Я посмотрел на него через плечо, и в животе у меня образовался холодный комок дурного предчувствия.
— Из Москвы звонили, — проговорил он задумчиво.
— По мою душу?
— Дана санкция на ваш арест, Алимжан. За подписью генерального прокурора.
Я молчал несколько долгих минут, осмысливая услышанное.
— То есть… Я не выхожу?
— Нет. Вы остаетесь здесь.
— И что же, генеральный прокурор занимается теперь простыми тунеядцами?
— Может, не сам генеральный, а заместитель… Впрочем, это не принципиально.
— Вот какая важная птица попалась вам в руки, — горько рассмеялся я. — Опасный тунеядец Алимжан Тохтахунов! Отправлен в тюрьму за личной подписью генерального прокурора… Что теперь? За решетку?
— Да…
Потом была тюрьма в Армавире. Камера человек на двадцать. Душная, серая, смрадная, но все-таки чище московской тюрьмы. Продолжались бесконечные допросы, и следователи носились по всей стране, встречаясь с моими знакомыми и задавая им какие-то вопросы. А знакомые у меня были в основном именитые — София Ротару, Владимир Винокур, Иосиф Кобзон, Давид Тухманов, Алла Пугачева. Думаю, что следствию пришлось нелегко: плохого обо мне никто не говорил, а указание «влепить» мне срок следственная бригада обязана была выполнить…
