Монт висел, потрясённый, маленькой мошкой, запутавшейся в паутине, и думал: не перерезать ли страховку, и не разжать ли руки? Чтобы никогда не испытывать бессилия перед необозримой мощью, которой ты ничего не можешь противопоставить.
«Неужели никто не поднимался сюда? — думал Монт. — А если поднимались, почему не рассказывали? Чтобы не разочаровывать тех, кто пойдет следом? Чтобы был кто-то, кто захочет подняться ещё? Нестерпимо знать, что ты последний. Невыносимо быть последним! Не потому ли находили разбившихся на холмах?..»
И тут же он спросил сам себя: а я смогу рассказать об увиденном? Или буду молчать до скончания моих дней, как… как… Как Антл?
Он вспомнил Антла, глубокого старика, который многому научил его. Антл никогда не делал секретов ни из чего и ни от кого — может быть, потому, что у него не было своих детей? — но который никогда не рассказывал о себе. Все рассказы были безличными и походили на наставления: если случается то-то и то-то, надо делать так-то и так-то. А чтобы не случилось того-то и того-то, надо предусмотреть следующее. И тому подобное. Надо сказать, его рассказы помогали, но Антл никогда не упоминал, где может произойти «то-то и то-то», а отговаривался отшибленной памятью. «Упал с большой высоты — и отшибло! Даже где упал — не помню». — И хитро улыбался при этом. Что ж, молчание было его правом.
Облака совсем ушли, отойдя от Стены, и Монт обнаружил, что висит далеко за линией холмов, почти у начала полей.
«Да, снизу кажется, что Стены нависают над головой, — подумалось Монту, — но выходит, так и есть на самом деле. Все думают, это от громадной высоты… Так может, их высота не столь громадна? А увидеть всю высоту Стен мешают облака…»
Но двигаться по потолку, не будучи маленькой ящерицей, никто из скалолазов не мог. Тем более что пройти предстояло не пять, не десять метров, а почти такое же расстояние, которое он прошёл, поднимаясь по вертикальной Стене.
Так что теперь, вниз?
Монт закрыл глаза. Добраться до голубой полоски неба он не в силах — он не муха и не ящерица, ходить вниз головой не умеет. Одно дело — миновать относительно небольшой козырёк, и совсем другое — несколько дней висеть под сводом. Это выше человеческих сил.
«А расселина? — неожиданно вспомнил Монт. — Что говорил отец о расселине?»
Теперь ему по-иному вспомнились слова отца, которые Монт откровенно считал обычным бредом. Но теперь, после того, как его маршрут оказался непроходимым, он был готов ухватиться за любую возможность. Теперь Монт укорял себя за самовольство.
