Иногда это были грандиозные приемы, на которых присутствовал в качестве главного гостя сам принц Уэльский, чаще же они встречались на небольших вечеринках, где маркиз мог в полной мере насладиться обществом леди Лидфорд и беседой с ней, превращавшейся обычно в поединок умов и упражнение в острословии. Надин Лидфорд обладала неоценимой способностью заставлять маркиза от души смеяться, и этот ее дар он ценил превыше всего.
Однако с роковой неизбежностью, очень незаметно, так, что он сам едва ли понял, как это произошло, огонь, который зажигала в его душе Надин Лидфорд, начал постепенно угасать. Наконец в один прекрасный день маркиз обнаружил, что она более не возбуждает его. С ней ему становилось так же скучно, как и с множеством ее предшественниц.
В отличие от леди Батлет, а также многих других любовниц маркиза, Надин Лидфорд была слишком умна, чтобы предполагать, что они могут любить друг друга вечно. Она, к ее чести, никогда не обнаруживала перед ним, как это делали другие, свое стремление удержать его во что бы то ни стало, не обвивалась вокруг него, как плющ, и не пыталась явно соблазнять его. Тем не менее ее план удержать его возле себя был одновременно и тонок, и коварен.
Однажды маркиз поделился с ней своей идеей по поводу своего возможного брака, которая вызревала в его голове уже долгое время. Он решил, что, если когда-нибудь женится, как требуют от него родственники вот уже многие годы, его женой станет только такая женщина, которая будет предана ему душой и телом и будет для него образцовой супругой в самом традиционном, старомодном значении этого слова.
И леди Лидфорд уверила себя, что он, как и многие другие мужчины, поглощен совершенно абсурдной идеей жениться на женщине, подобной королеве Виктории.
Всем было хорошо известно, что Ее Величество до безумия любила принца-консорта Альберта, и когда он скончался, так страдала и тосковала по нему, что совершенно отказалась от светской жизни. С тех пор королева вела уединенную жизнь в Виндзорском замке.
Что касается леди Лидфорд, то она не могла представить себе ничего более нелепого, чем то, как распорядилась эта женщина своей жизнью. Впрочем, она прекрасно осознавала, что королева, еще когда была совсем юной девушкой, вызывала в каждом мужчине, кто служил ей, стремление защищать ее и ограждать от всех возможных бед. Даже в таком красавце, как лорд Мельбурн, который буквально боготворил ее.
А затем, уже став вдовой, она заставила весь свой двор и весь свет превозносить ее за верность и говорить о том, что это высшая оценка и награда для мужчины, если его вдова так тоскует о нем, что никакие жизненные радости не могут ей заменить мужа.
