Демон наблюдал. Длинные змеиные кольца обвивали обелиск мерцающей чёрной чешуёй. Его тело было полностью змеиным, кроме головы. Лиц оказалось целых три и все человеческие. Левое и среднее оказались сморщенными и мёртвыми, иссохшими, словно мумии. Но правое рассматривало Храмовника с мерзким интересом. От него исходил странный запах — не едкая вонь рептилии, а неожиданно мускус. Приятный, пока после глубокого вдоха не повеяло ароматом гнилого мяса.
Зал наполнился тревожным невнятным лепетом, множеством голосов, множеством языков. Громкость этих странных разговоров всё время менялась, падая ниже уровня слышимости и поднимаясь снова, пока слова не становились почти различимыми. Голоса мучились от боли или дразнили Браска и его Императора или просили положить конец их мукам или упрашивали присоединиться к ним. Рык и шёпот животных переплетались с человеческими звуками. Слышались и голоса ксеносов. Ни один из них не был правильным.
Демон поднялся выше, чтобы смотреть на Браска свысока. Такая примитивная демонстрация превосходства помогла Храмовнику прийти в себя. Ненависть пронзила его и он выпрямился.
— Во мне мощь Императора. Она во всех людях, которые обладают силами призвать её. Я — выбран Императором. Я — один из его избранных.
— Ты не псайкерская душа, — произнёс демон.
— Моей веры хватит, чтобы Император обратил свой взор на меня, и Он встанет по правую руку от меня. Через меня Он убьёт тебя.
— Император. Ты поклоняешься Ему? Он твой бог? — прошипел демон. Какофония голосов проклятых стала громче от его слов, когда он говорил, а сам демон зашёлся смехом. — Хорошо. Такое я не видел много веков. Только однажды я встретил увечных бездумных детей Терры, которые мычали молитвы. Их преданность не принесла им ничего хорошего.
— Больше никто из Адептус Астартес не видит истину света Императора и не увидит никогда. Только мы избранные.
— Не будь столь уверен, маленький солдатик. Были и другие, пока они не узрели правду, что стоит за ложью вашего господина. Но Он упорный. Мы дали Ему это. Ему поклоняются и Ему поклонялись. Глупость — вечна.
— Правда спасает.
— Ах! Спасает, спасает! Тут ты прав! — демонический змей покачивался и извивался, его тело удлинилось до неприличия. — Но не твоя правда, потому что она — ложь. Узри! Вот тот, кого правда спасла.
Демон сдвинулся, и Храмовник увидел человека, который стоял на коленях у обелиска, и которого раньше там не было. Второй из часовых Гхаскара. Он не смотрел в сторону Браска. Потом что-то заставило его медленно повернуться, и стало видно, что у него нет кожи на лице. Он клацнул зубами и забормотал что-то неразборчивое. Губ у него тоже не было. Затем не спеша поднял руку и показал на рваную тряпку лица. Оно корчилось по собственной воле, приняв выражение крайнего ужаса.
