– Послушайте, босс! – закричал Сканлэн. – Этот парень, мой друг Бербрикс, решил жениться на своей подружке. Думаю, мы должны им помочь. Насколько я понял, отношение к ней здесь такое, как у нас на Юге к ниггерам. Парень уже совершил поступок, когда предложил ей выйти за него замуж. Конечно, его проблемы не имеют к нам никакого отношения…
– Конечно, не имеют, – произнес я. – Какая муха тебя укусила, дружище?
– Какая муха? У них родился малыш. А здешние ребята не желают разводить детей смешанной породы. Жрецы собираются скормить младенца чертовому идолу в храме. Старший жрец уже успел схватить ребенка своей лапой и пускал слюну, глядя на него. Но Бербрикс сумел вырвать малыша из рук старого негодяя и передать мне. Мы едва успели унести ноги…
Сканлэн не успел закончить. За стеной раздался шум, крики и топот множества ног. Дверь рывком распахнулась, и несколько одетых в желтое служителей культа ворвались в комнату. Вслед за ними появился суровый, аскетичного вида верховный жрец, который указал пальцем на младенца. Повинуясь его сигналу, служки двинулись вперед, но тут же остановились в нерешительности. Сканлэн положил ребенка на стол рядом с лабораторными образцами и схватил пику. Жрецы вытянули из ножен кинжалы. Я с пикой наперевес поспешил Сканлэну на помощь. Наш вид был столь угрожающим, что служки отпрянули. Было похоже, что ситуация зашла в тупик.
– Мистер Хедли, вы, кажется, говорите немного на их чертовом наречии, – обратился ко мне Сканлэн. – Скажите, что здесь их не ждет ничего хорошего; выдача младенцев на сегодня закончена. Если они не уберутся восвояси, то попадут под раздачу. Постарайтесь объяснить доходчиво, чтобы тупицы поняли все до последнего слова…
Последнюю фразу Билла прервал громкий вопль. Один из служек незаметно подкрался сзади и занес кинжал над Сканлэном. Доктор Маракот схватил со стола скальпель, которым препарировал рыбу, и всадил в поднятую для удара руку атланта. Раненый жрец завыл от боли. Его товарищи, подстрекаемые верховным жрецом, приготовились к атаке. Никто не знает, чем бы все закончилось, если бы в комнату не вошли Манд и Мона. Манд поначалу опешил, а затем обратился к жрецу с расспросами. Мона подошла ко мне. Я взял ребенка со стола и передал ей. Очутившись в ласковых женских руках, младенец немедленно успокоился и стал ворковать что-то на своем детском языке.
Манд озадаченно нахмурил брови. Кажется, он не знал, как поступить. Первым делом Манд отправил жреца со слугами обратно в храм, а затем произнес длинную речь. Я понял его объяснения лишь частично и насколько мог передал смысл сказанного товарищам.
