. Низкая температура приостанавливает процессы распада. Даже разложение останков глубоководных органических существ, которые устилают дно океана и по случаю освещают для нас окрестности, происходит, по-видимому, очень медленно… Но посмотрите, это ведь вовсе не фриз, а надписи!
Вне всякого сомнения, профессор был прав. Одинаковые начертания появлялись в разных местах. Эти знаки представляли собой буквы какого-то древнего алфавита.
– Я когда-то изучал финикийские{34} памятники. Символы на них имеют много общего с теми, которые мы видим сейчас, – произнес Маракот. – Друзья мои, перед нами античный город, погребенный на дне океана. Как жаль, что это замечательное открытие мы унесем с собой в могилу. Нам более не суждено ничего узнать. Книга знаний захлопнулась перед нами. Согласен: чем скорее наступит конец, тем лучше…
Нам недолго оставалось ждать. Воздух внутри стал тяжелым и вязким, пары углекислого газа заполнили камеру. Кислорода становилось все меньше. Лишь став ногами на кресло, можно было вдохнуть глоток более свежего воздуха. Но ядовитый газ неотвратимо поднимался все выше. Доктор Маракот поднял руки вверх, словно капитулируя, и бессильно уронил голову на грудь. Пары углекислого газа уже подействовали на Сканлэна, он неуклюже сполз на пол. Моя голова кружилась, грудь налилась невыносимой тяжестью, глаза медленно закрылись. Сознание стало покидать меня. Из последних сил я открыл глаза, чтобы бросить прощальный взгляд на мир, который оставляю навсегда. Стоило мне сделать это, как из моей груди вырвался бешеный крик: снаружи через иллюминатор на меня смотрело человеческое лицо.
Было ли это галлюцинацией? Я вцепился пальцами в плечо Маракота и стал бешено трясти. Профессор выпрямился и с немым удивлением уставился в глаза призраку. Если Маракот также видел лицо, значит, речь шла не о мираже. У незнакомца была темная кожа, его лицо казалось длинным и тонким. Выступающий подбородок заканчивался короткой острой бородкой. Ясные глаза превратились в два вопросительных знака и внимательно, до мельчайших деталей, разглядывали все, что происходило внутри нашей камеры. В этих глазах читалась высшая степень изумления. Свет горел сейчас в полную силу. Человеку снаружи наша обитель представлялась камерой смерти, где один человек уже лежал без чувств, а двое других, с искаженными, страшными лицами умирающих от удушья смотрели на него. Мы оба держались руками за горло, высоко вздымающаяся грудь посылала сигналы отчаяния. Человек снаружи махнул рукой и исчез.
