— По своей ли воле раб Божий — Андрей берет в жены рабу Божью — Катерину?
— По своей воле, батюшка, — энергично ответил жених.
— По свой ли воле раба Божья — Катерина берет в мужья раба Божьего — Андрея?
В храме воцарилась могильная тишина. Невеста молчала, пребывая в забытьи. Андрей повернул к ней голову, напряженно ожидая ответа. По толпе прокатился ропот. Стоявшая позади невесты Евдокия плавно сделала шаг вперед и зашептала княжне на ухо:
— Не глупи, девка! Опозоришься. По своей воле — говори — по своей воле…
— По своей… — бестелесным голосом произнесла Катерина.
Бледное лицо, искусственный румянец и глаза, потухшие и стеклянные — вот все, что досталось молодому боярину от некогда румяной, искрившейся задором и радостью Катерины. Даже на слезу у бедняжки не было сил. Все, о чем она мечтала с детства, рассыпалось словно прах и развеялось ветром по просторам земли русской в одно мгновенье. Будто не было никогда Берджу, будто и не целовалась она с упоением в лесной глуши и не прижимала к груди его темную курчавую голову. Нет, не сможет она забыть черные смородины, смотрящие на нее с нежностью и преданностью, не сможет забыть бросающие в дрожь робкие прикосновения губ, горячие объятия того юноши, который теперь так далеко от нее. Нет, это был не сон. Она чувствовала, видела, ощущала, обоняла его. Он был. Он действительно был. Был… вместе с ним ушло и что-то бурлящее, дерзкое, живое и подвижное, что-то светлое, настоящее и вечное. Буквально за несколько дней Катерина переродилась, взрастя в себе еще робкую, боязливую Карму. И какой станет Карма, не догадывалась даже она сама. А эта новая личность росла быстро, набирая силу, осматриваясь среди чужих людей. Некогда знакомое и привычное открывалось ей теперь в другом свете. Люди, которых она знала давно, казались незнакомыми, далекими и чужими.
* * *
В хоромном зале бушевал пир. Во главе стола сидели молодые. Скоморохи надрывали голоса, рвали струны на гуслях. Гости объедались и упивались. Слуги только успевали подтаскивать угощения и заморские блюда…
— Горько! — завопил кто- то истошным тенором, и Андрей полез целовать невесту.
Гости в очередной раз осушили чаши за молодых и пустились в пляс, а за ними следом и Андрей поволок Катерину. Только не было сил у молодой боярыни двигать руками и ногами. Она было обратилась умоляющим взором к родному отцу, но тот не обращал на дочь внимание, хохоча с опьяневшим сватом.
— Пляши, молодуха, — тихо приказал Андрей, глядя на Катерину злыми глазами и больно сжимая ее за руку.
