— Да, Нальда, у меня были видения. И во многих из них я участвую в отражении нашествия бешеных Гончих Ализона, вынуждаю их бежать, поджав хвосты, с брызгающей от страха пеной изо рта. Я отправлюсь одна и вернусь с моим господином… либо не вернусь вообще!
Нальда стояла, прижавшись плечом к седельной луке, напряжённо всматриваясь в меня. Затем резко кивнула, как часто делала, когда мы приходили к решению какой-либо проблемы.
— Так и будет, моя Леди. Будьте уверены, что когда вы отправитесь взимать долги, всё так и произойдёт, как вы хотите. Пусть наша богиня — Владычица Храма Урожая — будет вашим проводником, ибо она заботится о тех, кто борется за правду!
Я попрощалась с Нальдой, но её воззвание к Гунноре, богине, которая беспокоится за женскую половину рода человеческого, тронуло меня до глубины души, и мысленно я благословила её за это, хотя и произнесено оно было под сенью Дома Пламени, где могущество Гунноры бессильно.
И там, за этими стенами, осталась ещё одна женщина, открывшая мне не одну страницу из учения Дам. Когда первые, ещё совсем бледные лучи света нового дня коснулись моего лица, я подумала о ней — бывшей Аббатисе Мальвине, чьё одряхлевшее тело заботливо обхаживают её «дочери», которые, наверное, и не догадываются о том, какие мысли её гложут.
Я искала её в смятении, и даже заходя в небольшой, окружённый стенами садик, место бесконечной умиротворённости, я не смогла успокоиться, по крайней мере, в тот момент; и мне, возбуждённой и нетерпеливой, казалось, что она чересчур стара, чтобы понять мои чувства. Мальвина так близко подошла к совершенному идеалу учения Дам — так с какой стати она должна проникнуться ко мне сочувствием?
Но вот наши глаза встретились, и я поняла, что она всё понимает. Она не оценивала меня в течение того долгого мгновения, когда мы сидели, прикованные взглядами друг к другу, не осуждала моего нетерпения. А просто вбирала в себя столь мешающую мне жалость к самой себе, чувство возмущения, проясняя таким образом мои мысли.
— Я не позволю, чтобы всё так закончилось! — выкрикнула я в пылу боли и гнева, пожирающих друг друга в бушующем урагане страстей.
Всё так же наши взгляды неотрывно следили друг за другом. Она ничего не говорила. А мне, молодой и неопытной, так хотелось, чтобы кто-нибудь указал мне: «Джойсан, делай это, делай то — и тогда всё будет в порядке». Но не было никого, кто мог бы дать мне такие указания. Я была совсем одинока.
