Заслышав в смежной комнате приближающиеся шаги, я быстро, но почти бесшумно спрятался за другой витриной. Выглянув из-за нее, я увидел, что Хеншель снова сидит на стуле и аккуратно перерисовывает древние надписи.
На протяжении последующих трех часов мы с Холмсом вели наблюдение попеременно. Это было нетрудно, поскольку из маленького зала минойской культуры молодой человек мог выйти только той дорогой, которой пришел. Мы контролировали этот маршрут, находясь то на лестнице, то в зале Возрождения, то в галерее древностей, причем Хеншель со своего места едва ли нас замечал. Холмс даже последовал его примеру, взяв стул и обосновавшись с блокнотом и карандашом перед портретом прелестной венецианской куртизанки кисти Карпаччо. Мимо проходили люди, но мой друг, казалось, всецело сосредоточился на копировании.
Возле этюда с видом Колизея работы Пиранези расположился сухощавый господин с аккуратной седой бородой, в пенсне и несколько порыжелом сюртуке. Почти час он трудился, ни на кого не обращая внимания, затем встал, протер стекла голубым шелковым платком, промокнул слезящиеся глаза и вернул сложенный стул на место. Холмс занимался своим наброском, притворяясь, что глубоко увлечен манерой Карпаччо. Но вот пожилой джентльмен шаркающей походкой побрел к выходу. Как только трость старика коснулась камня лестничной площадки, мой друг вскочил и, не производя лишнего шума, устремился к подставке для складных табуретов. Поместив свой стул рядом с остальными, он внимательно осмотрел конструкцию стойки и задержал взгляд на одном из четырех металлических столбиков.
— Так я и знал! — резко выдохнул Холмс.
Опустив большой палец в вертикальную трубку, он вынул из нее скрученный листочек бумаги и развернул его. Я едва успел разглядеть написанные от руки цифры: 57-09-83-62-15 | 19-80-05…
Детектив дал мне знак молчать и вернул записку в тайник:
— За ним, Ватсон! Он не слишком проворен и вряд ли успел уйти далеко.
Хотя говорил он шепотом, нельзя было не заметить, как его взволновала эта находка.
— Хеншель? — спросил я не менее возбужденно.
— Оставьте Хеншеля. Будет лучше, если он нас больше не увидит.
Холмс метнулся на лестницу и, перешагивая через одну ступеньку, быстро спустился на первый этаж. Пожилой джентльмен с тростью вышел из здания и теперь хромал по музейному дворику. Мой друг умерил скорость и, внезапно превратившись в неторопливого путешественника, направился к одной из колонн. Стоя за ее основанием, мы проследили за тем, как старик пересек Бомонт-стрит и повернул вниз — в ту сторону, откуда, ведомые Хеншелем, явились мы сами. Затем, к моему удивлению, седой господин вынул из кармана ключ, открыл им белую дверь дома с красивым, но не помпезным фасадом и вошел внутрь.
