Доктор теребил воротник своей рубашки. Пот заливал мне лоб, капал на брови и щеки. Он попадал мне даже в рот, я чувствовал его горьковатый привкус.
— В Западном Берлине вы уже совершили ряд правонарушений, — сказал Цорн. — С полным основанием я могу полагать, что, даже если вы не имели никакого отношения к чужой собственности, вы произведете очень плохое впечатление на судью из прокуратуры. Лично я по собственному опыту уже могу представить вас, снова находящимся в вашей маленькой камере.
— Чего вы хотите?
— Ключ, господин Хольден.
«Ты лишь составь план…»
— А если я отдам ключ, что тогда?
— Этого я пока не знаю, господин Хольден. Я знаю лишь, что произойдет, если вы мне ключ не отдадите.
«…дай мыслям мелькнуть…»
— Там впереди, рядом с заправкой на съезде с автобана — стоянка. Там мы остановимся.
«…тогда составь второй план…»
— В противном случае я буду вынужден немедленно заявить в полицию о ваших преступлениях в виде попытки присвоить чужое имущество путем шантажа и насильственных действий.
«… и они не пропадут».
Я направил машину на стоянку перед заправкой. Здесь цвели синие, белые и красные цветы. Вокруг валялись бумаги, газеты и апельсиновые корки. Когда я остановился, перед колесами увидел валявшуюся газету «Вестдойче альгемайне» с большим заголовком: «В 1956 году Федеративная Республика вышла на первое место в мире по экспорту».
— Ключ, — сказал Цорн и засунул палец правой руки за воротник рубашки.
Я отдал ему ключ, при этом моя ладонь покрылась испариной, а его ладонь была сухой.
— Не думайте, что мне было трудно встать на ваше место, господин Хольден. Вы наверняка многое пережили.
— Вы были в России? — спросил я.
— Я был под Сталинградом. А сейчас можете ехать дальше, — сказал он и поправил галстук. — Через полчаса мы будем в Брауншвейге. — Он спрятал ключ в карман жилетки, его движения были грациозными и быстрыми. — Просто ужасно смотреть, как вы потеете, господин Хольден.
«…и они не пропадут».
После этого я перестал для него существовать. Он опять напряженно смотрел вперед, сидел прямо — полон достоинства, держа руки на коленях. Я ехал очень медленно, так как чувствовал себя все еще плохо. Я сделал несколько глубоких вдохов, и через пару минут мне стало уже лучше, но я все еще был не способен выразить хотя бы одну разумную мысль — такой сильный страх овладел мною. «Давай, давай, давай» — пыхтел мотор тяжелой машины, и «давай, давай, давай» — стучала кровь в моих висках.
