Она проследил источник его беспокойства до этого утреннего кошмара, возможно, до встречи с греческими юнцами. До тех пор всё, казалось, шло хорошо, их отпуск шёл на пользу им обоим. Но что будет дальше, сегодня вечером…
Этим вечером Гаррисон беспокойно ёрзал на стуле и часто хмурился. Он играл с едой, спорил по поводу счёта, затем, рассердившись, протопал прочь из таверны, где они ели. Он также выпил слишком много бренди, слишком легко позволил себе расстраиваться, когда музыка в выбранной таверне (они побывали в нескольких) была не совсем ему по душе, принялся горько жаловался на «шумных, пьяных туристов», хотя на самом деле отдыхающие были почти трезвыми и очень хорошо себя вели. Он был, короче говоря, готов взорваться, чтобы выплеснуть напряжение, бурлящее внутри. И это было последнее, чего хотелось Вики.
Разумеется, она знала, что прямо под поверхностью Гаррисона, которого она так любила (снова это сомнение, это употребление в мелочах прошедшего времени) таились другие личности, только и ждавшие возможности пробудиться. Вики знала, что она — и Линдос тоже, если на то пошло — могла бы вполне обойтись и без проявлений господина Вилли Кениха, бывшего эсэсовца и личного телохранителя его ненаглядного полковника Томаса Шредера. И её чувства, или их отсутствие, относились также и к самому полковнику. Да, они нравились ей в жизни, во плоти, но теперь, когда они жили в голове Гаррисона, являлись частью его сущности, она их боялась и ненавидела их. Ни один из них не должен быть допущен к поверхности сегодня вечером.
Именно поэтому, при первом же удобном случае, она позволила Гаррисону «случайно» заметить, как она хмурится и потирает лоб.
— Что? — поспешно спросил он, наклоняясь к ней через плетёный стол.
— Ничего. Просто голова начинает болеть.
Гаррисон тут же проявил сочувствие, протянув руку и коснувшись её лба, и лицо его помрачнело, поскольку он сразу понял, что она солгала.
— Если бы у тебя болела голова, — сказал он ей тихо, — я мог бы вылечить тебя в один момент. Ты же знаешь.
— Наверное, это переутомление, — она отчаянно пыталась придумать оправдание. — Возможно, я просто немного…
— Устала? — он покачал головой. — Нет, это тоже вряд ли. Мы сегодня поспали час или два после нашего восхождения.
Он поджал губы, глубоко вздохнул, начал выглядеть рассерженным — затем выпустил весь свой гнев в воздух одним глубоким вздохом:
— Какого чёрта — это из-за меня, да?
— О, нет, Ричард! — она взволнованно сжала его руку. — Просто ты, похоже, чем-то обеспокоен. И я не знаю, что… Её голос дрогнул, и фраза осталась незаконченной.
