— Кот и Дрозд, спасите меня! — дитячьим голосом сказал Жихарь.
Верхний старичок зашатался и полетел вниз, но не убился, а рассмеялся, подхваченный богатырской рукой…
…Прославленные разбойники даже не удивились, узнав, что их питомец не пал жертвой хищных зверей, не был растерзан поедучими ведьмами, и даже наоборот — прославился и возвысился. В таком возрасте обычно уже ничему не удивляются.
— Говорил же я тебе, старому дураку, — не пропадет! — сказал Дрозд Коту. — После нашей-то науки!
— И я тебе, старому дураку, то же самое толковал! — промурлыкал Кот. Он потерся об Жихаря спиной и разразился хриплым мявом, означавшим не то смех, не то плач.
Порадовавшись встрече и всплакнув, разбойные деды принялись наперебой жаловаться богатырю, что здесь, у Полелюя, им не дают развернуться во всю ширь молодецкую, что проклятый староста загубил за их же деньги ихнюю вольную волюшку, оставив только горькую долюшку…
— У них и зелено вино какое-то сухое, — пожаловался Дрозд. — Мочишь, мочишь горло, а промочить никак не можешь. Налицо явные хищения общественной собственности в особо крупных размерах, совершаемые группой лиц по предварительному сговору с особой жестокостью…
— При отягчающих обстоятельствах! — сказал Кот, но вдруг замолк, потому что внизу по всему терему пошел какой-то странный гул, от которого заложило уши.
— Это еще что? — встревожился богатырь.
— Это Соловей Одихмантьевич, — сказал Дрозд. — Весна же — он свистеть начинает, Соловьиху манить. Да где теперь та Соловьиха, кто ей целует пальцы? Неужто найдется такой придурок?
— И зубы уже не свои, — добавил Кот. — Вот настоящего свисту и не получается. А то бы он им нащепал лучины!
— Так Соловей до сих пор жив?
— Чего ж ему сделается? Выбитое око заткнул соломой, окосицу прикрыл бляхой из металла желтого цвета — и живет себе. Конечно, на семи-то дубах ему было просторнее, зато здесь никто не тронет. Экстрадикции не подлежит: отсюда выдачи нет! — вздохнул Дрозд, упомянув единственное тутошнее утешение.
Впрочем, не единственное: Жихарь отворил голубятню, стал вытаскивать птиц по одной и подбрасывать в воздух. Кот схватил шест с привязанной к нему алой тряпкой и начал, шипя от боли в суставах, размахивать им в воздухе.
Дрозд засвистел — но тоже не так лихо, как прежде, и богатырю пришлось помогать.
Побаловав престарелых лиходеев любимым зрелищем и подождав, покуда голуби, накружившись вольно в ясном небе, вернутся на дармовую жратву, он задвинул засов и сказал:
