Я молча сунул руку в волосы и соскрёб оттуда большой кусок перхоти. Липкий жир и кровь испачкали пальцы.
— Мне неудобно постоянно напоминать о таких вещах. Но прошло уже столько дней. У меня положение…
Я прервал её речь, замахав рукой.
— Сегодня или завтра моя дочь обязательно принесёт деньги. Ты же видишь, я не могу в таком состоянии выйти из дома.
Правой рукой я поднял левую, бессильно лежавшую на подлокотнике стула. Она вздрогнула и отвернулась, будто перед ней была искусственная рука. Я торопливо продолжал:
— Я же не нарочно, мне самому хочется отдать тебе деньги, но я живу на жалкие проценты, у меня нет ни одной лишней воны.
— Полмесяца назад вы сказали, что сможете мне заплатить, как только придёт ваша дочь. Разве она еще не приходила?
— Нет.
— В общем, мне нужны деньги сегодня. Больше я никак не могу ждать.
— Если бы они у меня были, я бы…
— Знаю. У меня от ваших рассказов в ушах уже образовались пробки! Вы уже говорили, что проценты по личному вкладу снизили с четырех до двух десятых, не так ли?
— Послушай, на этой неделе я обязательно отдам.
— Как бы вы ни жаловались на тяжёлую жизнь, я знаю, что она вполне обеспечена, вы защищены от невзгод, как косточка персика. А я не могу в своём положении работать бесплатно.
Она сказала это решительно, чуть ли не с угрозой. Но лицо её кривилось от разочарования, казалось, она вот-вот заплачет.
— Если ты не занята, давай пообедаем вместе.
Я сделал вид, будто чувствую вину, и попытался успокоить её.
— Нет, мне надо идти.
— Ты что, и днём работаешь на чужих?
— А как же! Я крепкая и могу много работать.
Я посмотрел на её полную талию. В моей жизни было много женщин, которых я обнимал, когда мы с компанией ездили по южным районам и продавали морепродукты. Где бы я ни был, в глухих безлюдных местах женщины ложились и с готовностью поднимали свои юбки. Они подкладывали под голову пучок морской капусты или мешок японских анчоусов, и от них постоянно пахло морем. И в тумане раздавались гулкие печальные сигналы маяков.
Видимо, она почувствовала мой пристальный взгляд и отодвинулась.
— Теперь мне действительно пора идти.
Я больше не уговаривал её остаться. Стуча пальцами по перилам крыши, она сказала, что завтра пойдёт работать в чей-то дом, где будет большое застолье, поэтому не сможет прийти ко мне.
— А послезавтра ты придёшь? Тогда я обязательно улажу эту проблему.
Я прокричал это ей в спину, вместо слов «не уходи». Она удивилась, но лишь сделала вид, что хочет обернуться, и пошла прочь.
