Старуха смотрела на мужчину ясными открытыми глазами. Мужчина, видимо, уже уснул. Чётко было слышно тиканье секундной стрелки в настенных часах. Время, окрашенное темнотой, беззвучно и мягко утекало секундами, и концентрация этой темноты, что проваливалась во время, становилась всё гуще и гуще. Часы пробили час. Зевая во весь рот, я взяла шаль. Вода в чайнике кипела — бульк-бульк, переливалась через край и брызгала на раскалившуюся докрасна печь — шик-шик…
Мужчина безвольно открыл рот, съёжил плечи, видимо, от холода, и спал. Справляясь с зевотой, я налила холодную воду в чайник. Мышей не было слышно. Кажется, я ненадолго уснула. Мне снился какой-то путаный сон, но я не смогла вспомнить его.
Часы пробили три. Мужчина вздрогнул, открыл глаза, заслонился от света лампы ладонью и осмотрелся.
— Сколько сейчас времени?
— Ещё три часа.
— Я привык вставать в это время.
Я вынула из шкафа одеяло и накрыла его колени. Мужчина, не стесняясь, взял его, набросил на плечи и опять закрыл глаза. Старуха тоже спала, чуть склонив голову и прислонившись к стене. Я повернула лампу так, чтобы свет не мешал ему, и опять закрыла глаза.
Удары бьющихся на ветру веток деревьев, остро, как нож, резали тишину.
— Что вы будете делать, когда уйдёте отсюда? Будете продолжать искать семью?
— Не знаю, — пробормотал мужчина в полусне.
Где-то печально мяукал кот. Я подумала, что надо бы открыть окно и позвать его, но лишь тихо окликнула: «Наби, Наби…», — погрузилась в вялость, как в пропасть или в безвыходное положение, и стала засыпать.
Когда я открыла глаза, в комнате ничего не изменилось. Только было нестерпимо холодно. Непонятно, проснулась ли я от ощущения, что кто-то ушёл, или от студёного холода. Я скоро заметила, что стул, где спал мужчина, пуст, а я накрыта одеялом, которое дала ему. Теперь я смутно стала припоминать, что сквозь сон слышала, как закрывали ворота.
Свет лампы выцвел в лучах рассвета, понемножку проникающего в комнату; смутно и зеленовато выглядела в этом свете старуха, она аккуратно лежала и мерно дышала. Я раздвинула шторы и посмотрела в окно на улицу. Под зеленоватым открывающимся небом по крутой дороге на склоне, запорошенном снегом, спускался мужчина в меховой шапке, как призрак, шатаясь от слабости.
Вода в чайнике больше не кипела. Было холодно. Огонь в печи погас. Спина мужчины становилась всё меньше и меньше, и на какой-то момент он скрылся за холмом, а потом появился вновь, на этот раз он стал ещё меньше. Потом он превратился совсем в крохотного и исчез в лучах зелёного рассвета.
