четверг
Прошлое миновало, будущее неопределенно: мы задыхаемся в вечном настоящем наших утех.
пятница
Цель моей жизни — стать Томом Джонсом в лимузине с кондиционером. Сделаю подтяжку, наращу волосы, загорю дочерна, меня будут раздирать на части и обсасывать со всех сторон. Вот увидите, я своего добьюсь. Но и тогда, развалившись на сиденье, обтянутом белой кожей, с бутылью “Боллинджера” в одной руке и литовской эскорт-герл в другой, я уверен, что найду повод пожаловаться на судьбу.
суббота
Постойте, ведь Каннский фестиваль уже через две недели? Там же будут лимузины с кондиционером, не так ли? Если вашу мечту так легко осуществить, значит, это фигня, а не мечта.
воскресенье
“Никогда бедняк не смог бы написать романов Генри Джеймса”.
Джеймс Джойс на моей стороне.
понедельник
Я делаю все, что делаю (будь то статьи, книги, теле— или радиопередачи), исключительно из трусости. Никакой культуры отказа. Я боюсь, что меня забудут, если моя физиономия не будет мелькать тут и там. Принято думать, что звездят высокомерные, самовлюбленные мегаломаны, тогда как все происходит с точностью до наоборот: прославиться хочет тот, кто пуглив, робок и слаб.
вторник
Людо издевается над моими бубонными бобошками.
— Ох уж эти мне муки вертотраха на пороге тридцатипятка…
— Ты на себя посмотри! Почему бы тебе не написать про счастье отца семейства, женатого на идеальной женщине?
— Зачем вообще что-то писать? Моими шедеврами будут дети. Никогда ни одна книга, ни один диск, ни один фильм не сравнятся с их красотой. Ни одна картина никогда не приведет меня в состояние такой оторопи. Не премину ту минуту (сечешь омофонию — Фолкнер отдыхает), когда родилась моя старшая дочь, назвать откровением. Я понял тогда, что искусство — ничто перед неисповедимой тайной этой окровавленной говнючки, роняющей слюну прямо на свою мать, всю в слезах. С тех пор я каждый день смотрю на свою жизнь как на необъяснимое волшебное творение. Она, конечно, не лишена длиннот, повторов, вкусовых просчетов. Актеры устали, декорации поблекли. Со стилем бывают неувязки. Но это лучше Пикассо, Пруста, Феллини и “Битлз”, вместе взятых.
— Пеги говорил, что отцы семейства — авантюристы нового времени, а тебя послушать, так они наши последние денди.
— Знаешь, Оскар, я долго тебе завидовал, но сейчас мне, пожалуй, тебя жаль.
— Благодарю тебя, мой единственный друг.
Вот тут мы друг друга не понимаем. Я смотрю из окна на новоиспеченных папаш, входящих с колясками в Люксембургский сад: подавленные, усталые, обремененные орущими детенышами, они изо всех сил проявляют терпение, делают куличики, хотя гиря до полу дошла… Когда же они озвереют? Когда наконец сообразят, что на хрен им не нужна эта говенная жизнь среди памперсов и детских креслиц?
