— Ну, садитесь, дети, — предложила она ребятишкам, разделив их по возрастам и заняв сама место за учительским столом, против передних парт.
Дети гурьбою, теснясь и толкаясь, споря из-за мест и шагая по скамейкам один через спину другого, расселись наконец за четырьмя передними партами. Говорок и перешептывание между ними мало-помалу затихли, все успокоились и приготовились слушать.
Учительница раскрыла одно из пособий и уже хотела было начать, как вдруг на задней скамье поднялась во весь рост почтенная фигура пожилого крестьянина.
— Извините, госпожа, на мужицком нашем слове, — начал он, слегка запинаясь, очень сдержанно и вежливо, но не совсем довольным и даже как будто обиженным тоном, — на селе вот болтают, быдто ваша милость того… маленько… из жидов быдто будете.
Тамару точно бы что в сердце кольнуло. — Опять это ее вечное жидовство… Господи, да доколе же! — Она невольно вспыхнула и, не понимая, к чему могла бы вести эта прелюдия, вопросительно смотрела на говорившего встревоженными и растерянными глазами.
— Мы-то и не поверили было, — продолжал тот, — мало-ль какой пустяковины пустельга мелет! — Ан выходит одначе же, быдто оно и на правду похоже, не в обиду вам будь сказано.
Оскорбленная и смущенная до крайности девушка, пересиливая свое волнение, просила его высказать яснее, чем это вызвано с ее стороны такое обидное для нее замечание.
— Да как же, сами подумайте, — заговорил мужик, но уже с более мягкой укоризной в голосе. — Мы хоша и простые люди, а почитаем так, что школа — дело, значит, Божье, святое дело, и надо бы ему, по-нашему, по мужицкому разуму, зачал-то класть с благословения да с молитвой, а не то что… У нас так не водится.
— Да, вы правы, — покорно согласилась, спохватившись про себя, Тамара, и чтоб скорей поправить свой существенный промах, сделанный ею чисто по недомыслию, от непривычки к новой своей роли, тотчас же пригласила детей встать и повернуться лицом к иконе, а сама громко и внятно прочитала затем на память «Царю небесный», «Отче наш» и «молитву перед учением», истово осеняя себя по временам крестным знамением. «Пускай же видят, что я такая же, как и они, христианка и православная!»-думалось ей при этом.
— Вот теперь как след! — удовлетворенно заметил ей мужик, с благодарным поклоном.
По выражению лиц его и остальных родителей, Тамара поняла, что после этой молитвы они совершенно примирились с нею и что подозрения их насчет ее жидовства рассеялйсь. Это намного успокоило и, в свой черед, примирило и ее с ними, тем более, что в душе она сама сознавала себя виноватою, и ей стало очень на себя досадно за свою оплошность.
