Через какое-то время я стал замечать чужие туфли у входа, куртки. Женские принадлежности в прихожей и стоны, и крики за впервые закрытой дверью. Я затыкал уши и бежал в комнату, где спасением становилась лишь тьма. В отчаянии я забирался под кровать вместе с одеялом, который стал напоминать серую массу со сбившимися комками внутри, и там читал украденные из библиотеки книги в свете тусклого фонаря. Иногда я плакал, сидя на холодном полу от осознания того, что больше не нужен никому, кто стал мне так дорог. Даже то, что я ухаживал за своим тупым папашей, словно за раковым больным, уже оказалось бесполезным.
Шлюхи ходили к нему чуть ли не каждый день. Я чувствовал безразличие ко всему окружающему меня. Я был озлоблен настолько, что даже один раз сорвался на одном из своих друзей, на глухом мальчишке, которого совсем недавно перевели в группу. Он пел, словно ангел, но я был настолько озлоблен, что приказал ему заткнуться на глазах у всех. Позволив темной стороне своего существования увеличиться и потеснить территорию света в моей душе, я понял, в какого монстра меня превращает то, что творит моя квартира, мой дом, со мной. Я выбежал из библиотеки, не глядя под ноги, не осознавая, куда направляюсь. Бросился бежать дальше, прочь из школы, прочь из знакомого квартала, все дальше и дальше, пока глаза сами не начали прощупывать незнакомую территорию.
Раньше мы всегда приезжали на кладбище на автобусе. Маршрут не был длинным, но цветы, родственники и прочие атрибуты процессии или ритуала ежегодного посещения требовали транспорта. И вот сейчас я заметил знакомую остановку.
Кладбище когда-то располагалось на окраине города, но с вырубкой лесов и увеличением индустриальной и гражданской зон оно наступало, будто напоминая о месте каждого человека в конце жизни. Вход был большим, каменный забор прерывался на высокие арки, чем-то похожие на античные рисунки. Я прошел сквозь один из проемов и (я могу поклясться, что именно так и было) стоило мне оказаться по другую сторону, как пошел дождь. Он смывал с меня все печали и убаюкивал злость равномерным шепотом каплей по асфальту.
Я стер слезы рукавом, чтобы не чувствовать вкус соли на губах, и остановился, подняв лицо навстречу влажным ударам. Дождь не хотел усиливаться, он лишь давал мне внутреннее спокойствие. Не смотря по сторонам, без мыслей, я направился к крылу новых захоронений.
Почти сразу я увидел несколько свежих, только недавно вырытых, могил, что глядели из земли своими черными проемами, зазывая тех, кому были предназначены. А перед ними стояли памятники, которых я не помнил раньше. Подойдя к группе «новичков» я, будучи совершенно неподготовленным, наткнулся взглядом на одну из фотографий.
