В симфоническом оркестре саксофон используется нечасто, зато ярко. И исключительно как сольный инструмент. Из широко известных произведений XX века (я привожу самые яркие примеры) саксофон использовался Прокофьевым в «Ромео и Джульетте», Хачатуряном в «Танце с саблями», изумительно красивое соло саксофона в «Симфонических танцах» Рахманинова, Равель применил его в «Старом замке» в своей инструментовке «Картинок с выставки» Мусоргского. И, конечно, «Болеро» Равеля — произведение, более, чем какое-либо другое, достойное называться «Путеводителем по оркестру».
Возможно, это мое субъективное ощущение, но саксофон все-таки выпадает из сложившейся картины звучания симфонического оркестра. И даже не в силу ассоциативных связей с джазом. Он просто звучит на порядок громче окружающих его деревянных духовых, но при этом не воспринимается на слух как медный.
Считается инструментом симфонического оркестра, но вот родным не стал. Вот такой симфонический маргинал. И если в симфонических оркестрах при исполнении произведений с солирующим саксофоном приглашают саксофониста, то в театре на нем играют кларнетисты. Тихо чертыхаясь. Потому что играть на инструменте раз в полгода само по себе очень некомфортно. А если это еще и «Болеро» на гастролях, то и таскать на себе кучу инструментов — там у них, если не ошибаюсь, семь или восемь кларнетов и саксофонов на команду.
А таскать их, пожалуй, еще менее комфортно, чем играть.
Но до чего же все-таки саксофон хорош!
Родственничек. Те же проблемы, что у нас, гобоистов и рожкистов: вечно сидят в паузах, склонившись поближе к лампочке на пульте, таращат глазки, точат трости. Тот же бардак на полочке, что и у гобоистов: баночки, коробочки, ножи, мелкий наждак и точильный камень, микрометр. Мусор под стулом из обрезков камыша. И недовольное выражение лица, когда надо играть, потому что самое ценное на репетиции — это паузы. В паузах можно точить трости. А играть… Что там играть — сплошная потеря времени.
Все у них знакомо — такая же трость, ну пошире, конечно, побольше. И без штифта. Сразу своим камышом надевается на длинный эс, напоминающий медные трубки тормозной системы «Жигулей», только серебристый. Он, как мичуринская веточка-прививка, втыкается в вязанку дров, коей, в сущности, фагот и является. Как и все деревянные духовые инструменты, он сделан разборным. И на том спасибо. Вес почти в семь кило никуда не денешь. А брутто с футляром и на все десять потянет. Так он на шее у фаготиста и висит тяжелым камнем. На ремне с крючком на конце. Там одного металла сколько пошло! На клапана и прочую механику. Обычная проблема — от акустики никуда не денешься. Значит, у высоких инструментов дырочки поближе друг к другу, а у низких, больших, — подальше. А руки-то у всех примерно одного размера. Вот конструкторы и выкручиваются как могут. С помощью разнообразных механических передач. Так и сидят люди с фаготами у меня за спиной, гремя клапанами.
