Саале не хотелось открывать глаза.
Очевидно, совсем близко от ее лица росла примула. Об этом можно было судить по нежному запаху, который вдыхала Саале.
Она чувствовала, как солнце ласкало ее лицо своими лучами и затем пропало. Саале думала, что солнце заслонила туча, и терпеливо ждала, пока вновь ощутит его теплое прикосновение на своем лице. Но когда солнце снова осветило ее лицо, Саале подумала, что ведь все равно солнце скоро снова скроется за тучей.
— Думаешь, врачи могли бы ей помочь? — спросила Саале.
— Не знаю, детонька, — произнесла Кади. Она не хотела нарушать душевного спокойствия Саале.
Может быть, как-нибудь в другой раз.
5. О том, как Танел просыпается утром в таком хорошем настроении, что готов поднять на руки даже мать милиционера Хельментину вместе с велосипедом
Если рыбы выпрыгивают из воды, как поленья, значит, будет шторм.
И действительно, разразился шторм. Море рычало, как зверь, вздымалось высоко. Еще чудо, что оно в ярости не смыло дом. Все скрипело и трещало, огонь в лампе дрожал и каждую секунду грозил погаснуть.
И все же в рассветной хмари несколько лодок вышли в море.
Большие волны обрушивали на лодку потоки воды, и отыскать вехи какуамов[2]было трудно. Сначала рыбаков ждало разочарование: в какуаме металось лишь несколько рыбешек, но затем в глубине сетей нашли хорошую стаю салаки.
Чайки ссорились на лету, хватая добычу, и если одной удавалось унести рыбу в клюве, другие долго преследовали ее с громким криком.
Когда позже у Ионаса Тощего спрашивали, как было дело, он отвечал всем, что рыбы ждали их в море, терпеливо стоя на хвостах.
— Иисус помог им, — сказала Саале, выслушав рассказ Кади о рыбаках, которые не остались в эту ночь в караульной будке пережидать, пока прекратится ветер.
Но Кади считала, что мужчина в море не должен надеяться на божью помощь. Тому, кто сам за себя постоять не может, не следует и пытаться выходить в море. Ни один настоящий мужчина не станет полагаться в своей работе на волю моря и бога.
С тех пор прошло две недели. Однажды Кади собралась в магазин.
— Надо купить соль, керосин, мыло и еще всякую всячину, — сказала Кади и велела девушке пойти с ней. — Одна я все не дотащу, а два раза ходить слишком накладно.
Они шли через поросшую можжевельником пустошь. Кади — впереди, а Саале — в нескольких шагах сзади, точно как Кадина овца. Если бы кто-нибудь посмотрел на них издалека, то подумал бы, что Кади тащит девушку за собой на веревке.
