Кефалин, между тем, устроился поспать в лазарете, и строил дальнейшие планы. Ничего серьёзного в его болезни не было, но, учитывая напряженные отношения между ним и лейтенантом Гамачеком надо было что‑то предпринять. Отпуск был лишь предисловием к дальнейшим столкновениям, которых надо было избежать.
Кефалин загрустил. Он вспомнил минуты, проведенные в Праге, которые его ничуть не обрадовали. Учащаяся балетной школы Даша, к которой он зашёл в общежитие на Градебной улице, лежала в постели с будущим кинорежиссёром, и о любовной интрижке с ней не могло быть и речи. Не оставалось ничего другого, кроме как обходить знакомых. Выяснилось, что Иржи Сегнал написал примечательную картину»Святой Николай, перееханный вдоль», в то время как Отакар Жебрак работал над картиной»Семит, уносящий паяца». На очереди были работы»Пиво в разрезе»,«Язык пятнадцатилетнего бельгийца»и»Метание метательного диска им самим».
Когда Кефалин наскоро ознакомился со всеми культурными постижениями, пообщался с семьёй, потанцевал в чайной в Ходове, настало время возвращаться в Срни. И как раз на обратном пути ему в голову пришла идея, которую он теперь тщательно обдумывал.
Он понял, что в Срни ничего хорошего для него не предвидится. Даже если бы Гамачек попридержал узду своей мстительности, это означало бы череду дней, проведённых в сугробах посреди леса, откуда было спасение только через лазарет. Глупее всего поступил рядовой Окач, на него упала столетняя сосна, которая помяла его так, что рядового пришлось отправить в больницу. Гораздо лучше держался Черник со своим больным позвоночником, он, по крайней мере, выпросил себе перевод в Непомуки. Что‑то подобное решил устроить и Кефалин. Поэтому он радовался одолевавшим его приступам кашля, которые пришлись исключительно к месту. Вернувшись в Срни, он сразу направился в лазарет, где нашёл у ефрейтора Мышака полное понимание.
— Только я могу оставить тебя здесь лишь на сорок восемь часов, — предупредил его Мышак, — Если хочешь окончательно выбраться с этой Аляски, тебе надо попытать счастья в Пльзене. А получится или нет, я, убей Бог, не знаю.
Сразу посе ужина в лазарет заглянул лейтенант Гамачек и спросил о состоянии здоровья Кефалина.
— Не знаю, что и думать, — твердил Мышак, напустив на себя озабоченный вид, — Такое сильное воспаление гортани, какого я ещё не встречал. Даже боюсь его тут оставить.
Гамачек нахмурился и подошёл к постели пациента.
— Ну что, Кефалин, — проворчал он, — что‑то девушки в Праге вас совсем заездили! Вы у меня что? Вы у меня потеря! Солдат должен быть выносливым, чтобы Родина могла на него положиться, ясно!
