— Это ужасно, — вздыхал ефрейтор Блума, — Все вокруг милуются на людях, а у меня нервы всего одни! Готовность или не готовность, а я пошел эротически развлечься. Всего вам доброго, соколики, я поехал в Клатовы.
Такое серьёзное нарушение обороноспособности подразделения не осталось незамеченным. Это был последний удар по боевой морали. Оставшиеся сержанты начали переодеваться в гражданское и безо всяких угрызений совести покидать территорию части. За ними последовали и самые смелые бойцы первого года службы.
Кефалин осиротел в караулке в восемью бойцами. Никто из них не желал взяться за оружие и нести службу. Убеждения не помогали, а любая форма давления была бы в этой ситуации абсурдной.
— Не сходи с ума, — убеждали караульные Кефалина, — никаких визитов больше не будет, а ворота видно из окна.
В караулке было чудесно жарко, и печи, раскалённые докрасна, подействовали на Кефалина сильнее, чем его воинская совесть и чувство ответственности. Он вздохнул и снял бушлат. Остальные тоже начали раздеваться, поскольку ртуть воображаемого градусника поднялась до головокружительных высот.
Это была прямо идиллия. Восемь караульных, одетых только в трусы, проводили время различными способами. Часть их перешла от марьяжа к «булке» и другим азартным изыскам. Рядовой Сайдль вязал салфетку, которую собирался послать на день рожденья одной фигуристой брюнетке, Кармазин пытался воткнуть штык в бревно около двери, Штетина читал»Повесть о настоящем человеке», а Беранек листал детектив.
Так что и Кефалин отбросил остатки опасений, разделся до трусов и завалился на койку. Ему было хорошо.
— Так можно было бы и послужить, да? — усмехнулся Кармазин, и все с восторгом согласились.
Кефалин начал дремать.
В момент, когда он уже был готов решительно уснуть, раздался тревожный голос рядового Сайдля:
— Парни! Здесь майор Галушка!
— О, блин! — сказал Кармазин.
— Дурацкие шутки, — зевнул Кефалин, — за такие надо по роже!
— Правда! — твердил Сайдль взволнованно, — Иди посмотри в окно. Он приехал на машине и сам открывает ворота!
— Пускай повозится! — сказал Кефалин, — Пусть делает что хочет, только чтобы меня не будил! Будешь с ним разговаривать, передашь ему!
— Вы, идиоты, — кричал Сайдль, — Он правда здесь! Мамой клянусь, честное слово, чтоб мне провалиться на этом месте!
Кефалин поднялся с кровати и выглянул через окно во двор. В этот миг он едва удержался, чтобы не потерять сознание. Великий Таперича не только находился посреди неохраняемого объекта, но и длинными шагами направлялся прямо в караулку.
