Виновата ложь | страница 35
«Почему ты не написал мне? — Так хотелось спросить. — Почему не звонил все это время?»
Гат коснулся моего лица.
— Я рад, что ты здесь. Так рад, что мне выдался шанс.
Понятия не имею, что между нами происходит. Серьезно. Он такая свинья.
— Дай мне руку, — просит Гат.
Я не уверена, хочу ли.
Но конечно, хочу.
Его рука теплая, вся в песке. Наши пальцы переплетаются, и мы закрываем глаза от солнца.
Мы просто лежим. Держась за руки. Он гладит мою ладонь большим пальцем, как делал два года назад, лежа под звездами.
И я таю.
27
Моя комната в Уиндемире отделана деревянными панелями, покрашенными кремовой краской. На кровати зеленое лоскутное одеяло. На полу тряпичный ковер, типичное украшение сельских гостиниц.
«Ты была здесь позапрошлым летом, — говорю я себе. — Спала в этой комнате каждую ночь. Просыпалась каждое утро. Вероятно, ты читала, играла на планшете, примеряла одежду. Что ты помнишь? Ничего».
Изысканные офорты с цветами украшают стены моей спальни, плюс мои собственные рисунки: акварель с кленом, когда-то затенявшим газон Клермонта, и еще два карандашных наброска: на одном бабуля Типпер с собаками — Принцем Филиппом и Фатимой; на другом мой отец. Я достаю из шкафа плетеную корзину для белья, снимаю все картины и кладу их туда.
У стены стоит полка с книгами в мягких обложках, подростковыми историями и фэнтези, которые я любила читать пару лет назад. Детские сказки, которые я прочла сотни раз. Я выношу в коридор.
— Ты отдаешь свои книги? Ты же их любишь, — говорит мама. Она выходит из комнаты в новом наряде для ужина. И накрашенными губами.
— Можем отдать их в одну из библиотек Винъярда, — отвечаю я. — Или в «Гудвил».
Мамочка наклоняется и просматривает книги.
— Мы вместе читали «Заколдованную жизнь», помнишь?
Я киваю.
— И эту тоже. «Девять жизней Кристофера Чанта». Тебе было восемь лет. Тебе хотелось прочесть все, но не хватало терпения, потому я читала тебе с Гатом часами.
— А Джонни и Миррен?
— Они не могли сидеть на одном месте, — говорит мамуля. — Ты точно не хочешь оставить книги?
Она касается моей щеки. Я отодвигаюсь.
— Я хочу найти им дом получше.
— Я надеялась, что ты будешь вести себя по-другому, когда мы вернемся на остров, только и всего.
— Ты избавилась от папиных вещей. Купила новый диван, посуду, украшения.
— Кади.
— Во всем нашем доме нет ничего, что хотя бы намекало на его жизнь с нами, кроме меня. Почему тебе можно стереть из жизни нашего отца, а мне нельзя…
— Стереть свою? — спрашивает мама.