Возле окна стояли молодые женщины. Петька не прислушивался к их разговору, но до его слуха долетали обрывки фраз.
— Дурой была, что раньше этого не сделала… — сетовала одна из них.
— А ведь сколько я тебе об этом говорила! — поддержала вторая.
— Это верно… Действительно, иметь мужа — это здорово! Главное, что всегда есть на ком сорвать свою злость…
«И, правда, дура, — подумал Петька, — что одна, что вторая», — и отошел к другому окну.
В вагоне между тем становилось все тише. Разговоры смолкали, народ укладывался спать. Ушли и две дуры. Проводница переключила яркий свет на тусклый, ночной.
Бумажкин тоже собрался идти спать, как вдруг хлопнула дверь, ведущая в тамбур, и в конце коридора появилось двое мужчин. Впрочем, к ним больше подошло бы другое слово — мужики. Один из них был низкоросл, коренаст, с приплюснутым носом и узкими маленькими глазками. Другой — высоченный, худой, с носом, как у Буратино и выпученными глазами. Но Петьку поразила не столько их внешность, сколько одежда. Он подумал, что в таком наряде его родители даже на даче, в Перловской, постеснялись бы появиться, не то, что разгуливать по вагону. Но, судя по всему, у этих двоих просто не было костюмов на выход, как, наверное, и вообще мало-мальски приличной одежды. На обоих висели старые, вытянувшиеся, неопределенного цвета свитера, а широченные брюки были заправлены в длинные, до колен, сапоги, нижняя часть которых была сделана из кожи, а верхняя — из овчины. Такой необычной обуви Петька еще не встречал, и понятия не имел, как называется. Одним словом, эти двое явно не были представителями гнилой интеллигенции, как выразился бы папик и к которой относились Бумажкины и их окружение.
Дойдя до соседнего с Петькой окна, коренастый остановился.
— Постоим немного, — обратился он к своему длинноносому спутнику, — весь день продрых и теперь ни в одном глазу.
— Это ты можешь, дрыхнуть-то, — отозвался длинноносый. — Помнишь, на уроке географии еще Нина Петровна… — не договорив, он вдруг схватился за живот и расхохотался, — ой, не могу, Генк, ой не могу! Ты храпел, а все подумали… ха-ха-ха!
— Ну че ржешь-то? — обиженно произнес коренастый, — с каждым может такое быть… Вот если я сейчас начну про тебя вспоминать…
— А помнишь, помнишь, как ты тогда на географии храпел. Все еще подумали, что ты опять… ха-ха-ха! А ты — х-р-р, х-р-рр…
Бумажкин понял, что после долгой разлуки встретились одноклассники, и уставился в темное окно. Как-то его одноклассники там поживают? Как госпожа Самохвалова? Наверное, опять пошла на дискотеку с этим толстяком Поповым?
