Грант не нашелся, что ответить на это, и промолчал. Для него смерть была сплошной стеной, из-за которой не было возврата, и он не мог не признать, что сколь бы логично ни было его представление о ней, в настоящий момент оно давало весьма слабое утешение, учитывая, что червячок беспокойства все же копошился в мозгу.
Он со смущением ощутил, что его собственный лоб также покрыт испариной и, может, он столь же влажен, как у Микаэлса, и что Кора смотрит на него с тем чувством стыда, которое тут же переходит в презрение.
Он импульсивно повернулся к ней:
— А вы признались в своих грехах, мисс Петерсон?
— Какие грехи вы имеете в виду, мистер Грант? — холодно спросила она.
Он не ответил, потому что, сжавшись на сидении, смотрел на огромный диск, нависающий над их головами.
— Что вы чувствуете, доктор Микаэлс, когда вас подвергают уменьшению?
— Предполагаю, что ничего особенного. Это своеобразная форма движения, направленного внутрь, и если оно производится с постоянной скоростью, вы чувствуете себя примерно так же, как спускаясь вниз по эскалатору, который несет вас с неизменной скоростью.
— Насколько я понимаю, это всего лишь теория, — Грант не сводил глаз с миниатюризатора. — А что чувствуете на деле?
— Не знаю. Мне никогда не приходилось этого испытывать. Тем не менее, животные в процессе миниатюризации не проявляли ни малейшего признака беспокойства. Они продолжали вести себя как ни в чем не бывало, что я лично наблюдал.
— Животные? — С внезапной вспышкой возмущения Грант повернулся к Микаэлсу. — Животные? А подвергался ли когда-нибудь раньше уменьшению человек?
— Боюсь, — сказал Микаэлс, — что нам предоставлена честь стать первопроходцами.
— Потрясающе. Разрешите мне задать вам еще один вопрос. До каких пределов простиралась миниатюризация животного — я имею в виду любого живого существа.
— До пятидесятикратного, — коротко ответил Микаэлс.
— Что?
— В пятьдесят раз. То есть, все его линейные размеры уменьшались до одной пятидесятой от нормальных.
— То есть, я бы был ростом в полтора дюйма.
— Совершенно верно.
— Но мы двинемся куда дальше.
— Да. Дойдем примерно до миллиона, я думаю. Оуэнс сможет дать вам точную цифру.
— Предельная точность не играет роли. Главное, что уменьшения таких масштабов никто еще не испытывал.
— Именно так.
— И вы считаете, что мы сможем вынести ту честь, которая была нам оказана в ходе эксперимента?
— Мистер Грант, — сказал Микаэлс, откуда-то из глубин своего существа извлекая остатки юмора, которым были отмечены его слова. — Боюсь, что ничего другого нам не остается. В данный момент мы уже подвергаемся миниатюризации, и, вне всякого сомнения, вы ничего не чувствуете.
