Так, значит, она дорога Апеллесу по-прежнему? И портреты Кампаспы — это всего лишь рисунки и ничего больше?!
Обуянная счастьем, Доркион вынырнула и обняла плескавшегося рядом мужчину, прижалась к его губам, обвила всем телом, с восторгом ощутила, как он стремительно совокупился с ней… Но немедленно осознала, что у нее под руками не широкие плечи и мускулистое тело Апеллеса, а худой юношеский стан, и руки не те, и губы не те, и в ее лоно вторгся не мощный, напористый мужской орган, а какой-то недоросток, неумелых движений которого она почти не ощущает, и это вовсе не Апеллес — это Ксетилох!
Доркион с силой рванулась из сжимавших ее объятий, отплыла подальше и с ненавистью уставилась на обидчика:
— Да как ты смел?! Чтоб тебя пожрали ламии, чтоб эринии, дочери тьмы, истерзали тебя! Чтоб грифы клевали твою вонючую печень! Чтоб ты…
— Замолчи! — взвизгнул оскорбленный до глубины души Ксетилох. — Я думал, ты хочешь меня! Ну кто, кто не войдет в настежь распахнутую дверь? Кто не глотнет из протянутого кубка?! Ты так на меня набросилась, так целовала меня, что я чуть с ума не сошел! Еще подумал, что зря господин сетует, мол, Доркион в постели холодна и неподвижна, а в обхождении груба и нежности не понимает, и хоть ее лоно по-прежнему доставляет ему удовольствие, но подлинное наслаждение он познает только у гетер, которые отдаются, как шлюхи, и в то же время умеют вести себя, как самые изысканные и высокородные госпожи!
— Ты врешь! — взвизгнула Доркион вне себя от обиды. — Ты все врешь! Апеллес не мог такое сказать!
— Говорил, и не раз, — буркнул Ксетилох, выбираясь из водоема. — А еще говорил, что это не удивительно: ведь гетеры обучались своему ремеслу в Коринфской школе, а ты — как приблудная дворняжка, которая только и умеет, что задирать хвост.
— Не верю! — бушевала Доркион, яростно ударяя по воде кулаками и всплескивая фонтаны брызг. — Я сейчас пойду и спрошу его! И расскажу, что это от тебя я услышала все эти мерзости!
— Ага, спроси, — ухмыльнулся Ксетилох. — Конечно, спроси! И не забудь сообщить, где именно и когда именно ты услышала от меня все эти мерзости! Посмотрим, не утопит ли господин тебя в этом же водоеме.
— И тебя тоже! — прошипела Доркион.
— А тебе от этого будет легче, маленькая глупая косуля? — насмешливо спросил Ксетилох. — Однако надеюсь, что ты, при всей твоей глупости, все же не ринешься губить меня, ибо это будет означать, что ты погубишь и себя! Ну ладно, иди и ложись спать, пока кто-нибудь не увидел нас здесь.
