Виноградов постарался замять разговор.
— А вот и цыплята… Прошу. Наша Акулина их великолепно готовит. Сергей, тебе водки?
Сергей мрачно выпил водку и стал есть цыпленка.
— Водки,— обращался Виноградов к другим, держа графин наготове.
— Гм… пожалуй,— согласился Борисов.
Гвоздев только кивнул головой, потому что рот его был полон мясом цыпленка, и на его здоровых белых зубах, которыми он очень гордился, вкусно похрустывали косточки рыжего петушка.
После обеда все перешли в гостиную, обставленную очень уютно и со вкусом.
Сюда Аннушка принесла чай, и мужчины расселись вокруг стола, на диване и мягких креслах, с наслаждением закуривая папиросы. Клавдия Николаевна, немного утомившаяся за день, так как входила во все мелочи хозяйства, томно прилегла на кушетке, свесив ножки на волчью шкуру, лежавшую на полу. Так как она была очень красива и ноги у нее были красивы, то все невольно посмотрели на ее ноги и, считая это дурным, притворились, что интересуются волчьей шкурой.
— Откуда это у тебя?— спросил Гвоздев.
— Сам убил,— с гордостью отозвался Виноградов.
Гости все были завзятыми охотниками, а потому им стало завидно, что не они убили такого большого и красивого зверя.
— Матерый волк,— заметил Сергей.
— Волчица,— поправил Виноградов.
— Как убил, на лазу?[4]— поинтересовался Борисов.
— Нет, это случайно: ехали мы с Боровиковским на мельницу, знаешь, через рощу, что за оврагом… вот, где вы сегодня застряли…
Борисов кивнул головой.
— Ну, вот… Только мы проехали через мост, а он вдоль дороги бежит, к оврагу пробирается… Близко, шагов сорок, не больше. Боровиковский первый увидал, да пока возился с ружьем, я — бац!.. Так и растянулась… Две картечины из шести в голове нашли!— самодовольно прибавил Виноградов.
— Ты хорошо стреляешь,— заметила со своей кушетки Клавдия Николаевна
Ей была приятна ловкость мужа и хотелось подчеркнуть ее и обратить на нее внимание других.
Борисов, который уже выпил свой чай и рассматривал номер валявшегося на столе иллюстрированного журнала, нашел в нем портрет известного немецкого публициста.
— А, это тот, помнишь,— показал он Гвоздеву.
Мужчины по очереди посмотрели. Клавдия Николаевна тоже поинтересовалась, и Виноградов, чтобы она не вставала, подал ей номер на кушетку.
Но портрет толстого и обрюзгшего господина с нерусским бритым, серьезным лицом и носом, похожим на грушу, ровно ничего не говорил смотревшим на него, а потому Виноградов спросил:
— Чем же он, собственно, замечателен?
