За что, собственно, они борются, оба представляли слабо; в то, что борьба в обозримом будущем даст желаемый результат, верилось еще слабее. Но накопившаяся за годы беспросветного полунищенского существования злоба на всех и вся требовала выхода; Белый и Решето, как звали во дворе Андрея, давно стали завсегдатаями и активными участниками устраиваемых «нацболами» акций протеста, а уж против чего протестовать, они знали и без пропагандистских речей. Их обокрали дочиста задолго до рождения, родили и вырастили в скотских условиях, воспитали, как бессловесное быдло, и предоставили блистательный выбор между сумой и тюрьмой; если кому-то кажется, что это недостаточно серьезный повод для протеста, этот кто-то, вероятно, святой.
Белый и Решето святыми не были. Белый, например, буквально сатанел от одного этого слова – «быдло», а человека, рискнувшего употребить данный эпитет в отношении него, запросто мог прикончить голыми руками. Он горячо и искренне ненавидел холеных, упакованных молодчиков с их гарвардами, принстонами, «бентли», «феррари», яхтами и длинноногими продажными телками, увешанными бриллиантами, как новогодняя елка игрушками – всю эту шушеру, жирующую на наворованные папашами народные деньги и свысока взирающую на него, Белого, с опасливым презрением.
Полностью разделяя взгляды приятеля, Андрей Решетилов, помимо абстрактных соображений и хлестких политических лозунгов, имел перед глазами вполне конкретный объект, воплотивший в себе все, что они с Белым ненавидели, против чего бунтовали. И – вот парадокс! – этот самый объект, с которого впору писать портрет эталонного российского буржуя современной формации, с некоторых пор стал причиной возникших между приятелями серьезных разногласий. Фактически, из-за этого козла казавшаяся нерушимой дружба дала трещину; Белый и Решето, каждый со своей стороны, старались, как умели, эту трещину замазать. Но умели они не так, чтобы много, да и уступить в принципиальном споре ни один из них по-настоящему не хотел, и трещина ширилась, грозя окончательно развести их по жизни в разные стороны.
За все свои двадцать пять лет по-настоящему, надолго они расставались всего один раз, когда уходили в армию. Решетилова загнали в Забайкалье, где он весь срок службы крутил баранку приписанного к автомобильной роте стройбата тяжелого самосвала. Белый попал в танковые войска и стал механиком-водителем, каковое обстоятельство, на первый взгляд не имеющее никакого значения, со временем стало одной из причин возникших между закадычными друзьями трений.
