И вот ни с того ни с сего в Херсонесе меня хватают, припоминают старые грехи и говорят: «Когда сослужишь нам службу, и корабль тебе вернем, и наградим. А нет — то живьем в стену замуруем». Выбор невелик. Ну да я убивать-то сына вашего не желал, мне бы от соглядатаев избавиться было.
— О ком речь держишь?
— Ну, так понятное дело. О Вальдарио Камдиле и спутнике его. Их ведь там, в Херсонесе, тоже в каменный мешок кинули, а потом вдруг глянь — они в свите у госпожи севасты оказались.
— По твоим словам, они тоже Бюро Варваров подкуплены?
— Ну, подкуплены или иным каким средством принуждены — того я не скажу, врать не буду. А только замешать их в это дело у Бюро Варваров прямой резон имеется. Что я, что дон Вальдарио — фрязины, он так и вовсе сицилийского короля родич. Дружок его вообще невесть из какой земли. Одно ясно — не ромей. Не скажу, на вас ли они охотились или на второго вашего сына. Но только когда бы случилось смертоубийство, то вышло бы, что ромеи с их василевсом ни при чем. Это ж фрязины злоумышляли.
— Стало быть, и ты, и содруги твои на семью мою ножи точили?
— Когда б я точил, то уже бы в ход пустил, он у меня завсегда острый. А я бежать хотел. Нашел себе здесь полюбовницу, чтоб у нее по перву делу укрыться, а они меня выследили. А тут еще и турмарх этот.
— С ним-то что? — резко осведомился Великий князь.
— С ним-то ничего, я ж, когда кричал, как раз у него заступничества искал. Да вот в чем беда-то, турмарх этот Никотеи полюбовник. Право сказать, так он ее обожает, что стоит ей на кого глянуть, так он сразу того и убить готов. А севаста, как на грех, в последние дни на него и не взглянет, а меня привечает. Я ей разные истории о далеких землях сказывал, ну и всякое такое. А Гаврасу почудилось, что она его на меня сменяла. Ну, он и взъярился. И меня, и ее жизни лишить хотел.
— Не, ну как, сволочь, излагает, — возмутился Лис на канале закрытой связи, — и хоть бы глазом моргнул! Вот те и «не вывернется»!
— …Девицу вон как оглушил — чуть жива осталась.
— А она говорит, будто ты ее.
— Так он же из кустов со спины выскочил, меч наголо. Я к дереву отпрянул, а он подружку мою по затылку — хрясь! Она и понять-то ничего не успела.
— А гривна, севасте дареная, в том месте откуда взялась?
— Ума не приложу! Да я так и не видел ее вовсе. Нечто и впрямь там оказалась? Эк оно все заковыристо!
Владимир Мономах кинул на собеседника недовольный взгляд. Тот казался утомленным, но вовсе даже не встревоженным. Будто все, что донимало Мултазим Иблиса в эту минуту — бессонная ночь. Он видел, как багровеет лицо Великого князя при его словах, и чем дальше, тем больше. Увиденное несказанно радовало Анджело Майорано. Теперь он мог достойно расквитаться с обидчиками за пережитое сегодня ночью.
