— Ты никуда уже не подойдешь! — взревел герцог Конрад Швабский, сжав кулаки.
— Будет мне позволено узнать почему?
— Потому что я велю отрубить тебе голову.
— Занятная мысль. — Гринрой поднял лежащее на полу блюдо, потрогал пальцем его загнутый край и начал примерять то ли как головной убор, то ли как подушку. — Но даже в этом случае я подойду к палачу, а, следовательно, исполняя вашу волю, я невольно позволю себе ее нарушить.
— Это как же так? — нахмурился Гогенштауфен.
— Исполняя вашу священную для меня волю, я должен буду взойти на эшафот, ибо, хотя мне куда больше нравится жить ради вас, я, как всякий добрый подданный, готов за вас умереть. Но в этом случае я помимо своей воли нарушу ваше повеление никуда мне больше не подходить. А потому, — Гринрой воздел очи к потолочным балкам, — только потому и ни почему иному, чтоб моя покорность не выглядела непокорностью, которой она не является, в связи с тем, что является таковой, может, оставим все как есть: блюдо — для фруктов, плечи — для головы? Поверьте моему слову честного человека, этаким образом оно выглядит значительно привлекательнее, чем наоборот.
— Пустопорожняя трещотка! — Несколько отошедший от первоначального гнева герцог быстрым шагом подошел к своему оруженосцу и, ухватив за грудь, чувствительно встряхнул его. — Тебе бы только болтать!
— Если мой принц позволит, то вынужден заметить, что трещотка служит для отпугивания злодеев, крадущихся во мгле, дабы похитить чужое добро. Оно, конечно, не меч, и все же, когда б трещотка не была пустопорожней, что б толку от нее было?
— Продувная бестия! — Герцог оттолкнул верного слугу, тот, едва не перелетев через лавку, все же устоял на ногах и принял максимально возможный в подобном случае непринужденный вид.
— Быть может, мой господин все же расскажет, зачем ему понадобилось лишать своего верного Гринроя столь привычной для него вещицы? — Оруженосец весьма недвусмысленно постучал себя пальцем в лоб.
— Скотина, ты еще спрашиваешь!
— Ну слава богу, раз вы решили ее все-таки оставить, то еще спрашиваю.
— Не ты ли советовал мне подстроить похищение Матильды, чтобы потом, представ пред ней освободителем, добиться у нее согласия на брак?
— Я вам такое советовал? У моего принца, должно быть, есть еще один Гринрой. Или же гнев настолько застит вам глаза, что мой господин просто с кем-то перепутал своего бедного оруженосца. Да как бы язык у меня повернулся предложить вам похитить императрицу?! — Собеседник герцога поднял с пола наливное яблоко, обтер его рукавом и с хрустом надкусил. — Должен вам заметить, — продолжил он, — что всякая власть — от Бога.
