Все, у кого хоть что-то имелось на продажу, сгрудились на равнине, разложив свои товары на цветастых одеялах. Одна старуха торговала обмылками, которые выложила на ярко-желтой дерюжке, словно драгоценные камни. Мари выбрала зелененький, размером и формой напоминавший куриное яйцо. Поторговавшись, Генри наполовину сбил первоначальную цену. После обмена деньги — обмылок бабка скорчила нарочито страшную рожу, и Мари испуганно отпрянула. Старуха заулыбалась и полезла в сумку за гостинчиком. Но Мари забралась в коляску и ничего не желала брать.
— Отстань! — кричала она, — Уходи!
Двинулись дальше. Генри направился в дальний угол равнины, чтобы найти местечко дли ланча. Он сделал большой крюк, обходя фонтан, на бордюре которого унасестились мужики, похожие на ощипанных птиц.
Примостившись на парапет, бежавший вдоль границы равнины, отец с дочерью пообедали сыром и хлебом. Внизу тянулись безлюдные здания Уайтхолла.[6] Генри расспрашивал дочку о детском саде. Ходили слухи об идеологической обработке детей, но он ничего не выпытывал.
— Во что вы сегодня играли?
Мари возбужденно поведала об игре с водой и о плаксе — мальчике, который вечно плакал. Генри достал из кармана угощеньице — прохладное, ярко-желтое, таинственно кривое.
— Что это, Генри?
— Банан. Кушай.
Он показал, как его очистить, и рассказал про далекую страну, где бананы растут гроздьями. Потом спросил:
— Воспитательница вам что-нибудь читала?
Мари свесилась с парапета и, помолчав, ответила:
— Ага.
— О чем?
— Про бананы! — хихикнула девочка, — Про бананы!.. Про бананы!..
Всю обратную дорогу к министерству она тихонько напевала новое словечко.
Впереди вокруг чего-то интересного собиралась толпа. Мимо проносились те, кто спешил присоединиться к зевакам, окружившим мужика с барабаном. Вскоре набралась изрядная куча народу, из середины которой глухо доносились выкрики и монотонный бой. Посадив Мари на плечи, Генри втиснулся в толпу. По одежде в нем признавали министерского служащего, и народ вяло расступался. Было уже что-то видно. В центре круга стояла пузатая черная бочка из — под бензина, сверху обтянутая звериной кожей. По ней кулаком дубасил человек размером со здоровенного медведя. Мешковина, которую макнули в сурик, облачала его наподобие тоги. Рыжие косматые волосы доходили ему почти до пояса. Густая клокастая поросль на голых руках напоминала шерсть. Даже глаза его были рыжие.
Теперь он не кричал, но при каждом ударе в барабан издавал громкий утробный рык. Человек что-то высматривал в толпе, и Генри, проследив за его взглядом, увидел переходившую из рук в руки большую ржавую жестянку, в которой звякали монеты. Потом в толпе тускло вспыхнул солнечный блик, исходивший от длинной, слегка изогнутой сабли с орнаментальной рукоятью. Люди тянулись потрогать ее, дабы убедиться в ее подлинности. Жестянка и сабля двигались на встречных курсах. Мари потянула отца за ухо и потребовала объяснений. Генри протолкался во второй ряд зрителей. Тут как раз подоспела жестянка. Чувствуя на себе свирепый взгляд рыжих глаз, Генри бросил в банку три мелкие монеты. Человек ударил в барабан и зарычал, жестянка поплыла дальше.
