Танич ездил по вечернему городу на автобусе. Он не хотел возвращаться домой, потому что там до сих пор жили Зина с дочерью. Ездить на автобусе он тоже не хотел. Но всё равно ездил, потому что устал ходить. За стеклами мелькал унылый городской пейзаж. Шум мотора вгонял в тоску. В окнах домов мерцали голубые огни — как призраки умершего уюта. Возле ларьков на остановках толпились подростки; от их режущих голосов у Танича разболелась голова. В автобус ввалилась пьяная компания. Компания ругалась матом и задирала пассажиров. Пассажиры молча терпели издевки, и компания вышла на следующей остановке, не выдержав гнетущей обстановки полупустого автобуса. Водитель, которого звали Семен, сделал радио погромче. Певец пел о тюремной жизни. Семен не любил песни о тюремной жизни, но всё равно слушал их, потому что так было принято. Честно говоря, он вообще не любил музыку, а из развлечений предпочитал водку и водку с пивом. Когда водка кончалась, он шел в магазин за следующей бутылкой, а если магазин был закрыт, возвращался домой с пустыми руками и валился в обуви на кровать. Он ждал, что кто-нибудь снимет с него грязные ботинки, но никто не снимал. Тогда он вспоминал, что мать умерла, а жены у него нет, и снимал обувь сам. Иногда у него возникало желание пустить автобус на встречную полосу, чтоб почувствовать, как сминаются коробки из стекла, пластика и металла, фаршированные человеческим мясом. Но он упрямо продолжал вести транспортное средство по установленному маршруту, словно рука человека, проложившего этот маршрут, обладала магическим действием на его усыхающий разум. Часть выручки Семен складывал в трехлитровые банки из-под сока. У него уже скопилось несколько трехлитровых банок с мелочью; поначалу он собирал деньги на путешествие, но с возрастом понял, что ехать ему некуда и незачем, везде одно и то же, и решил завещать, чтоб банки похоронили вместе с ним. А чтобы мелочь не разворовали жадные родственники, принял решение каждую банку заключить в отдельный несгораемый сейф, и для этого копил деньги на сейфы, но вскоре забыл, для чего собирает деньги, и пропил сбережения, а одну из банок в пьяном угаре скинул с балкона и убил ею кошку. На следующее утро под балконом не было ни банки, ни кошки, а за листом подорожника Семен обнаружил след мужского ботинка сорок седьмого размера и выпачканный в крови медяк.
Танич прислонился к холодному стеклу щекой и думал, как бы ему найти какой-нибудь повод для размышления. К несчастью, повода не было. Ему захотелось выйти из автобуса, но он не вышел, подождал еще две остановки, надеясь, что желание выйти пройдет само; однако оно не проходило. Тогда он подождал еще одну остановку. Желание выйти никуда не делось. Что за чертовщина, подумал Танич. Вскоре он остался единственным пассажиром. Водитель остановил автобус и, глядя в пустой салон осоловелыми глазами, прохрипел: «Конечная!» Танич поднялся, жалея, что приходится выходить из теплого помещения в холодную ночь. Семен проследил за тем, как Танич не спеша выбирается из автобуса, и закрыл двери, чтоб в тесной обстановке пересчитать накопившуюся за день мелочь. Сбившись со счета, он пересыпал мелочь обратно в миску и стал пересчитывать снова, и так повторилось несколько раз.
