Выросшие на фильмах о партизанах, ребята не сомневались в единственно возможном исходе и готовились принять его более стойко, чем, к примеру, неожиданно свалившуюся контрольную работу. Все молча ждали конца.
Он до сих пор не понимает, что тогда с ним произошло. И рассказывать эту историю не любит именно потому, что не сумел бы ответить на этот вопрос. Откуда взялась эта смелость? И почему он тогда так струсил? Невозможно забыть тот леденящий страх, который сковал тело, а зубы заставил выбивать дробь. И откуда только взялась эта отчаянная решимость, когда он вдруг подскочил к подполковнику. Один из солдат рванулся было оттолкнуть его к стене, но командир жестом остановил солдата.
Он ходил в школу, где изучали русский язык, потому-то и не захотел отец забирать его с собой в захудалую, отдаленную деревню, куда получил назначение по службе. Потому-то он и поступил в столичную гимназию и обосновался у тетушки Анны по протекции родителей Карчи, состоявших в родстве с его матерью. Вот и представился случай проверить, хорошо ли он учил русский. По-венгерски наверняка и пикнуть бы не посмел, а так, пожалуй, легче. Будто бы ты сегодня просто дежурный по классу и отдаешь рапорт товарищу преподавателю, правда сейчас вместо преподавателя перед тобой стоит товарищ подполковник. Отрапортуешь, а затем спросишь, за что, собственно, хотят учинить над ними расправу, ведь они ничего плохого не сделали.
Он понимал, что рапорт его смехотворен. Однако подполковник пришел в ярость. Замахал руками, заорал, что наглую брехню он и слушать не хочет. Ведь это они швырнули бутылку с зажигательной смесью в открытый люк бронетранспортера, и в результате двое сгорели внутри, а остальные выскочили из танка, полыхая, как факелы, и тут по ним открыли стрельбу. Так что теперь виновные получат по заслугам.
Он сразу же смекнул что к чему, понятное дело, заварушку устроили те парни, что засели на чердаке, но ведь не станешь же выдавать их, даже под угрозой расстрела. Ну а подполковнику откуда знать, кто прав, кто виноват, у кого было оружие, кто находился в засаде на чердаке. Вот и оставалось лишь, отчаянно жестикулируя и захлебываясь бессильными слезами, твердить, что они здесь ни при чем.
Подполковник меж тем разглядывал его руки. Затем вытащил карманный фонарик, а ему приказал встать на место, к стенке. Потом прошелся вдоль шеренги, заставляя каждого из задержанных показать руки. Замысел его был ясен: тот, кто участвовал в вооруженном нападении, пробрался сюда по крышам и чердакам, а значит, улики были налицо, вернее, на руках.
