– Не знаю, я же только работать начал. Хочу перевестись в отдел по борьбе с наркотиками. Там работа почище, и морду взрывом не оторвёт, если что, – оторвал он кусок мяса от голяшки.
– Правильно, риск хорош, только когда ничем не рискуешь, – вылизала последние капли домашнего пьяная Муха и подлетела совсем близко к уху гостя, – ещё будешь?
– А есть? – тщательно пережёвывая говядину, ответил Шарик.
– Обижаешь, – уже выкатывала на стол новую ёмкость Муха, игриво повизгивая в ритме собачьего вальса.
– Ты тоже любишь классику? – снова закрыл тот глаза.
– Да, это мой любимый композитор, только не помню, как его звали, – начала она соблазнительно зализывать свою подмышку.
– Любимых не зовут, они сами приходят, – не мог он смотреть на это спокойно и снова закрыл глаза.
«Если женщина начала уделять своему внешнему виду слишком много внимания, значит, она уже пьяна, если он её уже не смущает, то пьяна в стельку, и можно её брать голыми руками, пока она сама не начала грязно домогаться», – вспомнил я цитату из книги «Теория снисхождения видов». Но брать почему-то не хотелось. Слишком доступно, слишком просто – а это уже слишком. Хотелось давать, дарить радость, дарить цветы, тепло, деньги, предметы быта, себя…
* * *
Я вошёл в зал, кот смотрел, не отрываясь, кино:
– Что, опять «Том и Джерри»?
– «Ленин в Октябре», – и добавил, довольный, со стула, – революция – гениальный флешмоб, столько народу собрать в Петербурге в ночь, в простуду погоды… – мечтательно глянул кот на меня и продолжил: – Только никак понять не могу: почему чёрно-белая плёнка?
– Чтобы взгрустнулось, – зашлёпал я тапочками в сторону кухни.
Услышав весёлый звон своих сухариков, вскоре кот тоже присоединился ко мне. Поев и причесав себе языком грудь, он взобрался на подоконник и, не найдя ничего достойного его взора в окне, взялся за журнал. Я начал варить себе кофе. Коричневая вода, словно шампанское, рвалась наружу из турки, кофе расцвёл зерном в моём носу.
– Чувствуешь, как пахнет? – сказал я коту.
– Да, как многие хотели бы.
– Будешь? – предложил ему.
– Нет, я на ночь не пью.
– Как хочешь, – я налил себе в чашку и сделал небольшой глоток. Волос прилип к языку. Я снял его пальцем и стал рассматривать. – Твой? – протянул нервно коту. Раздражение где-то внутри, я ощутил, как оно пытается меня раздразнить. Вот оно идёт от языка в мозг, оттуда по коже по коже, цепляет и душу.
– Нет, не мой, – продолжает листать журнал Том.
Кофе мне пить расхотелось.
