– Это не опасно? – всполошилась заспанная хозяйка.
– Для тебя – нет.
– А ты чего сегодня в такую рань?
– Сегодня же выходной. Я рано встаю в выходные, чтобы они были длиннее. Разбудил?
– Ну, почти. А ты я вижу не в себе.
– Я же говорю, у меня приступ женской недостаточности. Вышел я утром из конуры, встретил соседа, с которым мы в клетке на одном этаже, но всё ещё оставались дружны, и спросил: «Какое сегодня число?» – «Сегодня, кажется, осень, но я не уверен». – «Осень? Уже?» Тут я опомнился: осень, а я ещё не израсходовал порох с весны. Слышишь, Муха, как одиноко бродит во мне герой лирический?
– Не герой, а гормон, – возразила Муха.
– Пусть так, он не может найти утешения, представляешь пустую берлогу, мою пустую постель, над нею картина со странным названием: «Ни весны, ни будущего, ни искусства».
– Зачем ты её купил?
– Нет, я не покупал. Бывшая оставила, теперь вот висит.
– Мне кажется, это ты завис. Разведись с ней и выброси картину.
– Да как же я её выброшу, она же в голове.
– Странный ты какой-то сегодня, Шарик. Пил, что ли, вчера?
– Не так чтобы очень, в голове моей бражка, она ставит одну и ту же пластинку: «Жизнь прекрасна. Пока не задумаешься над этим». Весны хочется, Муха!
– Это не ко мне. И вообще, скоро зима. Эта злюка поимеет даже тех, кого не хотела.
– Холода дотянутся до тела худыми руками, оно будет ёжиться и натягивать свитера – шерстяную ограду, – вторил ей Шарик.
Удивлённо пожав плечами и тускло улыбнувшись мыслями, Муха достала из буфета печенье и сахар. Шарик процитировал:
– Ложками измеряется сладость в краю фарфоровых блюдец, – хотел он взять ложку и уронил.
Звон заставил Муху содрогнуться:
– Вот и я говорю – верная примета, вместо мужчины зима придёт и оттрахает.
– Нет, Муха, никаких мужчин, только я.
– Я не узнаю тебя. Пей чай.
– Удивила. Иногда я настолько себя не узнаю, что начинаю общаться сам с собой на «вы».
– Шарик, ты точно болен. Это всё от одиночества.
– Может быть… – ты не представляешь, как мне сегодня одиноко.
– А какое сегодня число?
– Не знаю. Разве одиночество исчисляемо?
– Смотря с кем.
– В одиночестве нет смысла, и за это я его обожаю.
– Я – нет, тем более, ноябрь.
– Вот почему на улице необъяснимо жарко, хочется стряхнуть пальто, весенний запах перелётных птиц насытил воздух.
– Их нет давно, – возразила Муха.
– Но мы перелетаем сами, склонные к метаморфозам. Целоваться тянет, целовать.
Каждую вторую уже целуют губы улиц, обнимают руки переулков, – взял Шарик за талию Муху и закружил с ней вальс.
