— Кажется, ты мне не рада? — произнес он с изрядной долей издевки.
— С чего ты взял?
— Так, некоторые наблюдения… Кстати, куда подевался голубой сервиз?
Я смутилась: сервиз давно украшал монументальную стенку в соседней квартире. Его я продала буквально через месяц после ухода Карена.
— А он… — Я мучительно соображала, как лучше выкрутиться.
— Ты его пропила, — индифферентно подвел итог Карен, и по его тону я не уловила, к чему готовиться.
— Ладно, давай за встречу, — продолжил он примирительно и извлек откуда-то бутылку коньяку.
Конечно же, им руководил отнюдь не ностальгический порыв, а какие-то серьезные планы. Но он пока ничего не говорил о квартире, и это меня успокаивало. Я освободила небольшой пятачок на столе, заставленном посудой и заваленном старыми журналами. Карен, который в былые времена непременно упрекнул бы меня в неряшливости, только брезгливо поморщился. И я сделала вывод, что дело у него ко мне непростое.
Влага, отдающая дубовой бочкой, обожгла пищевод и оставила на языке терпкий привкус. Я сразу почувствовала себя спокойнее, страх словно отпустил меня. Собственно, я боялась не самого Карена, а той власти, которую он надо мной имел. Увы, и это мое зыбкое благополучие зиждилось на нем, зависело от него. В любую минуту я могла услышать:
— Так что мы будем делать с квартирой?
И у меня тогда останется единственный вариант — вернуться в свой южный город. Но с чем? С пустыми руками и опустошенной душой? Бесславный итог хождения за счастьем.
Мне захотелось выпить еще, но Карен молниеносным движением убрал бутылку:
— Хватит, у тебя еще будет время напиться. А пока мне нужно, чтобы ты могла хоть сколько-нибудь соображать.
Я удивилась: соображать — это как раз то, что от меня всегда меньше всего требовалось.
— Раньше ты нуждался в другом…
— А я и сейчас нуждаюсь…
Кажется, я сама себе накукарекала. Его полное одутловатое лицо неожиданно приблизилось вплотную к моему, и я внутренне приготовилась к утомительной работе под кодовым названием «любовь».
Пока мое бренное тело валялось на софе в объятиях Карена, душа пробкой от шампанского вылетела под потолок и ошалело уставилась сверху на открывшуюся перспективу. Широкая волосатая спина Карена блестела, точно противень, смазанный жиром, а мои руки и ноги торчали из-под него, будто пластмассовые конечности сломанной куклы. Карен изощрялся в изобретательности, и сверху это, наверное, здорово напоминало занятия шейпингом по телевизору. Потом мы лежали, устало откинувшись на подушки, и нас по-прежнему ничего не связывало, кроме сигареты — одной на двоих. Ее огонек путешествовал в темноте от Карена ко мне и обратно, как спутник по заданной траектории.
