Кабинет директрисы был обставлен с претензией на домашний уют. Иначе непонятно, с какой целью очутились здесь пухлые кресла, шторы в бантиках и волосатый ковер, на котором ботинки оставляли грязные впадины. Вместо привычной синевато-белой лампы дневного освещения тут красовалась легкомысленная люстра в ангелочках, и стены были шпалерно увешаны картинами, заделанными в качественные багеты. Буркнув приветствие, я вынужденно разглядывала эти картины, покуда хозяйка кабинета («Соня Сергеевна», — успела шепнуть секретарша) пила чай, по-кустодиевски вытягивая губы.
Картины, судя по всему, принадлежали разным авторам, и каждая выполнялась в принципиально несхожей технике: даже такую неискушенную ценительницу, как я, поразила широта изобразительных средств — от акварельных красок, фломастеров и гуаши до масла, черной туши и сухих карандашей. У картин имелось и сходство — как в школьных рисунках, созданных в полном соответствии с сезонной прихотью преподавателя.
Сюжеты картин были порой абстрактными, порой конкретными до бесстыдства, и в каждой обязательно присутствовали глаза, внимательно разглядывающие посетителей. Там были глаз-звезда с неровными острыми краешками и глаз-перо в пушистых ресницах, были игольчатый глаз-еж, и глаз-кораблик, где вместо парусов взметнулись выпуклые базедовы глаза всех цветов и размеров. Была глаз-рыба с плавниками, глаз-ладонь с бесконечно длинными пальцами, утекающими почти за раму, был глаз-цветок в наивных ромашечных лепестках — не хватало только глаза-птицы, какой являлся Передонову, а может, я просто не успела разглядеть абсолютно все картины. Соня Сергеевна наконец допила свой чай и смотрела на меня внимательнее картин — ее глаза были хоть и без иголок-парусов, зато желтые, как пижма: редко бывает, чтобы человеку достались такие.
— Ну и что у нас? — весело спросила Соня Сергеевна. — Какие проблемы?
Ужасно не хотелось выворачивать душу, как пальто подкладом кверху, перед чужой желтоглазой теткой. Я промычала несколько слов, из которых можно было заключить, что пациент не слишком стремится к контакту, но Соня Сергеевна отреагировала совсем иначе: «Все ясно. Кризис пока не миновал, и вы не в состоянии самостоятельно управлять своими эмоциями. Прекрасно, что не стали тянуть с госпитализацией! Заполняйте анкеточку, завтра начнем лечиться. Не желаете палату полулюкс, с раковиной и душем?»
Я была не против полулюкса, но разбрасываться Сашенькиными деньгами… Соня Сергеевна слегка подморозила тон после моего отказа, но продолжала выпускать на волю быстрые словечки — они шуршали и сыпались, как семечки из газетного кулька. Я молчала, пригвожденная множественными взглядами с картин.
