— Спит, — сказала я.
— Я сейчас чай сделаю, — посулил зять. — Или водки лучше?
— Да ты что? Здесь ребенок!
Алеша вздохнул — ему явно хотелось водки, и отказ мой распечалил душу. Но я даже думать не желала о такой возможности: как можно пить рядом с крошечным малышом?
Лапочкин ушел на кухню, звенел там долго и бренчал — казалось, настраивается маленький оркестр. Потом наконец принес в комнату поднос с чашками и бутербродами. Мы принялись поглощать еду, и делали это с жадностью, за которой укрывалось обоюдное смущение.
— Ты считаешь, Сашеньке идут на пользу эти занятия?
— Какие занятия? А, «Космея»! Как тебе сказать…
Алеша был явно рад, что разговор обошел Петрушку стороной. Он жестом показал мне — дожую, мол, бутерброд, тогда и выскажусь на предложенную тему.
Малыш крепко спал под наши разговоры и не проснулся до самого Сашенькиного возвращения.
Она открыла дверь ключами и вошла в квартиру медленно, с искусственным, закоченевшим выражением лица. Такие лица рисуют принцессам маленькие девочки — круглые глаза, брови дужками, полуоткрытый рот.
— Сегодня великий день, — сказала Сашенька, не видя ни спящего сына, ни Алеши, ни меня, и все же обращалась она к нам — поскольку в комнате больше никого не было. — Теперь я знаю, как мне быть и что мне делать.
Не ожидая ответа, сестра медленно прошла в спальню, она с такой аккуратностью несла прямую спину, как будто вдруг узнала — та сделана из фарфора.
Я боялась взглянуть на Алешу.
— Это нормально, — сказал он. — Через полчаса из комнаты выйдет обычная Сашенька.
— Алеша, разве ты не видишь: ее зомбируют!
Из спальни понеслось пение — Сашенька тянула непонятные слова, раскачивая голос, как качели. Я вспомнила — «строки».
Лапочкин вздохнул.
— Я только что говорил тебе, Глаша, что люблю свою жену и разрешаю ей все, иначе… — Он резко сбросил громкость. — Иначе она со мной разведется.
Часом раньше Алеша рассказывал, что Сашенька подсела на доктрины Бугровой крепко, как на кокаин.
— С утра полчаса «строки», потом лекции, днем опять «строки», тренинги, вечером выходы на орбиту…
— Алеша, ты же понимаешь, ни на какие орбиты она не выходит. Все это бред, блажь, ей просто снесли крышу!
Лапочкин вздыхал:
— Я не столь категоричен. И потом, Сашенька — она ведь как ребенок. Это просто новая игрушка, как стройотряды или этот… твой…
Я быстро кивнула — ни к чему углубляться.
Алеша вдруг затрещал пальцами, как будто они были деревянные — раньше за ним не водилось такой привычки.
