— Вера Геннадьевна, а где остальные сотрудники?
— В отпуске, — выплюнула Вера и злобно откинула в сторону газету: на первой полосе красовалась заметка о вишнуитах.
Сидеть на месте и терпеливо, по-собачьи ждать Вера не умела абсолютно и выскочила в секретариат — надо было сдать недельный план. Вернувшись в кабинет, заведующая отделом застала Ругаеву в романтической позе у окна, в созерцании небесных сводов. Просто Константин Васильев! Ценный кадр, ничего не скажешь.
— Вам звонили от некоего Алексея Александровича, — сказала Ругаева, повернувшись на Верины шаги. — Просили передать, что он решил вашу проблему и через полчаса будет ждать вас где всегда.
Вера рванула пальто с плечиков и, поймав на себе робкий взгляд Аглаи, сжалилась:
— Сводка новостей на столе. Сделай сотню строк о пожаре в доме престарелых — я вернусь вечером, посмотрю.
С утра митрополит Иларион и архиепископ Антоний начали принимать жалобщиков: в приемной управления было не протолкнуться. Артем застал финальную часть гневной тирады, которую митрополит адресовал сразу всем николаевским батюшкам:
— Распустил, ох и распустил вас владыка Сергий… Ох, сколько воли взяли! Ничего, у меня места много, всем хватит! На самый захолустный приход пошлю!
Стук двери, прихватившей кусочек архиепископского платья, прозвучал словно гонг: молчавшие клирики загудели будто потревоженные комары. Лопатистая борода игумена Гурия словно бы прокладывала своему обладателю дорогу к заветной комнате, и Артем вдруг заметил сходство успенского настоятеля с Карабасом-Барабасом из старого детского фильма: совпадали расплывчатая фигура, длинная черная борода-метла, сурово изломленные брови. Не говоря уже о том, что отец Гурий славился крепким басом, одним из лучших в епархии.
Игумен вплыл в дверь и бережно притворил ее за собой. В первые часы высочайшая комиссия принимала зачинщиков бунта и противников епископа, а всех прочих вежливо просили подождать своей очереди.
Защитников у Сергия почти не было: Артем смотрел, как истаивает толпа — большая часть побывала в кабинете, где заседала комиссия, — и выходили батюшки оттуда, как после экзамена, с озадаченными лицами. Оценок еще не объявляли.
Игумен Гурий, тот отбывал победным шагом — не хуже генерала.
К полудню в приемной осталось всего двое — Артем и совсем молодой, недавно рукоположенный священник, имя которого Артем забыл. Юноша краснел и бледнел через минуту, явно решая некую задачу. Когда кабинет в очередной раз освободился, батюшка, вместо того чтобы предстать пред очи московских гостей, быстро вышел из приемной, столкнувшись с отцом Никодимом. Тот торопился, спросил, показывая на дверь:
